В окне струится одинокий Сталин,
И кони брызжут талою слюной,
Там, под Землёй, висит тюлень, как тёплый карлик,
Да пагуба щебечет за Луной.
Ах, не томи меня, двуногая Дельфина,
Ведь бакенбарды – это тщета, что о ней?
Скрепила дружба павианьи пуповины
Под звон подшипников в один из ясных Божьих дней.
Верхом на Кунцевской сойду,– к чему терпенье?,–
Открыто сердце динозаврам как Роман.
Вагон останется, а перед ним – Петра творенье
Стоит, ведь на платформу дышит граф Вильгельм ДиВан.
Сломав Норвегию, пошёл ты лесом, Ирод.
Сидел у прачечной, кидался день-деньской.
А судьи кто? Высоцкий из неведомых укрытий,
Чьей пишешь ты сейчас раскидистой рукой?
Желая получить себе поклонниц воздыханья,
Иосифа ты вызвал на дуэль.
А дуэлянты кто? Перрон беспечный и навязчиво-поганый?
Володька, что вчера просил до завтра дрель?
Учил же в теореме Пифагор:
Нам в ранний час не стоит крыльями махать.
Ди, разбежавшись, просвистел Токкату Ре-минор
И, вместо выстрела, уселся под Дельфинину кровать.
Озяб.