Яблоко, или Одно из отражений прекрасных принципов поэзии
Стихи не надо придумывать. Придуманные стихи или бесчувственные, или вообще никакие, как стерильная вата, или - как на ходулях, с которых автор что-то вещает, или - ловкий набор слов, прошитый рифмами и исполненный с соблюдением, подчас очень тщательным, чередования ударных и безударных гласных. А потому не надо придумывать стихи. Как бы ни относились сегодня к великому русскому поэту Владимиру Маяковскому, его слова о том, что стихи должны вывариваться в сердце, истинны, и тут уж, по его же выражению, ни в зуб ногой.
А нужно просто читать жизнь, природу, людей, самого себя - и прочитанное, пережив его всем сердцем, всем рассудком своим, постараться выразить в слове не фальшивя, в тон своему внутреннему голосу, в лад с музыкой, пронизывающей тебя и всё вокруг, весь мир. В философии нагуа есть удивительное и прекрасное понятие "инхочитл-инкуикатл", то есть "цветок и песня", которые испускаются каждым предметом.
Правда, может случиться, что в такой записи размоются рифмы, а слова станут выстраиваться в непривычных ритмах. Но разве слово, полноценное слово, живое самослово не стоит такой не слишком великой жертвы, как рифмы и классическая ритмика?! Впрочем, об этом в нашей истории другая притча.
И притчи не придумываются. Они случаются - и случаются чаще, чем мы успеваем заметить. Поэтому они обычно вспоминаются... Подчас связывая, казалось бы, несвязуемые вещи, они подсказывают нам насущное решение.
Да, притчи обычно складываются из воспоминаний, личных или запавших в душу наблюдений.
Сентябрь. Первые дни в четвёртом классе. И первые домашние задания. Я верчусь на диване и учу стихотворение о Родине, открывающее "Родную речь". Стихотворение длинное... Во время этого стихотворения, которое я так никогда и не выучил, умер отец.
Отца больше года лечили, а когда выяснили, что лечат не от той болезни, было поздно.
Он стоял, покачиваясь, в проёме спальной двери... весь белый... сильно шатнулся... только и успел - позвать: "Матка...". Упал навзничь и умер.
Пока отца обмывали и одевали, я в пустом дворе наших пятиэтажек стоял возле поленницы и ковырял какой-то сучок. Не плакалось, просто было очень тяжело. И вдруг в дворовой пустоте появилась соседская девочка - как будто ниоткуда и сразу рядом - и протянула на ладошке яблоко: "Возьми..."
Я тогда не знал и знать не мог, какая тайная и подлая судьба уготовлена её девичеству. Помню имя её, чудное имя: Ангелина.
А яблоко вспомнилось позднее и неожиданно. И уже никогда не пропадало в моей памяти.
Начало 60-х... Это время теперь называют концом оттепели.
Молодые студенты-стихотворцы и будущие журналисты, мы деятельно и увлечённо интересовались секретами слова. Но среди этих секретов оказались и такие, которые государство старалось как-нибудь спрятать от нас.
Вопросов было много. Кто-то шутя начал придумывать философию вопроса - "Вопрос как вопрос сам по себе". Но мы не встретили тех, кто хотел бы ответить на наши вопросы. К местному отделению Союза писателей мы потеряли интерес, когда нам всерьёз указали, что "Маленький Принц" всего лишь сказка, а Экзюпери - просто лётчик, к тому же родился не под нашим солнцем. И мы искали поддержку у авторов 20-30-х годов. Доступ к их книгам мы получали через тихих девчат на выдаче в Публичной библиотеке. Так познакомились с работой Вадима Шершеневича об имажинизме - "2х2=5".
Но 2х2 слишко логично, слишком очевидно! Кто-то в споре запальчиво выкрикнул - своё ли, или чужое, но как своё:"2х2=стеариновая свечка!!" Я тогда подумал:"Лучше яблоко. 2х2=яблоко".
Много лет спустя, я одно своё стихотворение начал строкой:"Сегодня, глядя на яблоко, я вспоминал Уитмена..." И дальше я пытался рассказать, что такое поэзия. Просто всё ещё был молод и не знал, да и допустить не мог, что ни я, ни вообще кто-либо в мире не определит, не расскажет, не поведает, что же такое поэзия.
Здесь бы и поставить многозначительное троеточие: мол, соображайте дальше сами. Но я знаю, кому-то покажется: "Какой цинизм! - укладывать в один ряд "Родную речь" со стихотворением о Родине, смерть отца, подлую судьбу, уготовленную девочке, философию нагуа, нелепую формулу имажиниста... и что там ещё?!"
Нет, не цинизм. Притча, которая сложилась в моей памяти. И я называю её по-другому... иначе... называю-вызываю, хотя с трудом удерживаю грусть и слёзы, вспоминая девочку-соседку, протянувшую мне в день смерти моего отца яблоко - в утешение.
Нет, не цинизм. Раз уж надо подводить черту, то - по гамбургскому счёту, как говорили авторы 20-30-х годов. Если ты взял в руки перо, если подступил к белой пашне листа, то нет ничего далёкого для твоей души, как ни мало сердце, но вся вселенная помещается в нём. Сказал кто-то из наших, близких по времени поэтов, что с человеком умирает целая вселенная. В этом были убеждены и восточные поэты-мудрецы. Так почему слову поэта мы должны доверять меньше, чем слову бухгалтера или естествоиспытателя?!
Вот и убеждён: 2х2=4, 2х2=5 и прочие логические формулы - всего лишь частные случаи в поэзии. А вот 2х2=яблоко... даже если не в утешение, а просто - яблоко... или яблоко, подобное груди Евы в графике Стасиса Красаускаса... или...
А может, и не дважды два... или не яблоко... Но здесь каждый отвечает себе сам - своей жизнью, своей памятью, своей человечностью.