Бессилия ничто не предвещало.
Наоборот, он верил, что всё может.
И неизменно начинал сначала,
пока не понял, век почти что прожит.
К былому, оказалось, нет возврата.
Остались лишь туман и звуки лютни.
И быстрым шагом в сторону заката,
склонив чело, идёт усталый путник.
В его душе утихли все пожары,
сошли на нет высокие болезни,
и чувственность, грозившая кинжалом,
смирилась с мыслью, что вот-вот исчезнет.
Палящий зной переродился в стужу.
Сознанье стало тусклым, совесть – ватной.
А все потоки, бьющие наружу,
одумались и потекли обратно.
На старом теле затянулись стигмы...
но, несмотря на видимую вялость,
ядро его всегдашней парадигмы
не пошатнулось и не поменялось.