Хватил Пахомыча «кондратий»
И он замаялся в тоске,
Смекнув, что совесть, как проклятие,
Клубком свернулась в кабаке.
Он на тряпИцу ошалело
Глядел и мыслил про себя,
Что в самый раз ему приспело
Идти в разор, оставив дело
И дар барыги загубя.
Казалось — всё! Дошёл до точки,
Хоть впору тут же и пропАсть...
Но где-то в дальнем уголочке
Ещё виласть былая страсть:
«Я делом занят, как известно!
Я — пастырь, что блюдёт стада.
Здесь угрызение стыда,
Смешно и вовсе неуместно.
Кто с этой дрянью поведётся,
Что вдруг нальётся, будто прыщ,
Всегда внакладе остаётся...
Прощай навар... прощай барыш!
Я б так и помер крохобором,
Когда б не доброе вино...»
«Но спаивать народ грешно» -
Торкнула тряпица укором.
Он задрожал и побледнел,
Перекочужился со страху...
И вдруг: «Спасите!» - проревел,
Ударив в лоб себя с размаху.
«Авдотья Паловна! Жена-а!
Моя надёжа-перемога!
Стыдом мне колет Сатана,
Спасай наш дом за ради Бога»!
Жена уж тут... Метнулась тенью,
На руки глянула, на стул,
И, углядев приобретенье,
Зашлась: «Спасите! Караул!
Огра-а-абили!»
Пахомыч в стоны
Пустился:
На какой мне ляд
Платить за то, в чём по закону
Я, хоть убей, не виноват?!
Тряпицу родственник подкинул,
А сам, естественно, убёг!»
Тут стыд встревает:
«Как ты смог
Ругать родню свою, скотина?