Тускло светит Луна. Она свяжет всё воедино.
Не сорваться бы вниз, вновь танцуя по тонкому краю карниза.
Я почти не живой. Растворился наполовину
В обжигающем красном вине - подношении Дионису.
Я моральный урод. Я моральный урод и калека.
И как будто завис навсегда в череде нескончаемых пробок.
Мне ещё умирать где-то около полувека
В этом полуразрушенном городе старых бетонных коробок.
Здесь никто не поддержит. Никто даже не улыбнётся.
Мне уже надоело опять начинать жить с пустого абзаца,
Вспоминая лучи навсегда заходящего Солнца,
Снова каждую ночь выходить, чтобы светом Луны любоваться.
Мысли спутались все в клубок и в горле застряли комом.
И, наверное, лучше было бы мне давно податься в бродяги.
Не пробить мне руками и даже кувалдой с ломом
Неожиданно толстые стены из старой потёртой бумаги.
Лобачевский, увы, не изменит твоих параллельных.
Между нами двойная сплошная, как в фильме, не снятом Феллини.
Раствориться бы в мире и красках его акварельных
И найти бы спасенье от боли не в водке и не в аспирине.