I
Моя нагота
несёт твоё имя так,
как пену несла бы волна к тщете берега:
каменнотщетно –
к песчаной безадресности.
Порождённый моей кожей,
моей немотой –
призрак твоей наготы
за спиной –
всЕнощно.
Призрак плеча, которому верую –
до оскомины.
II
Прислушаться – к собственной наготе,
выкрикивающей, без остановки
выкрикивающей
твоё имя: в лёгких
створожился ветер.
Я обретаю симметрию
с собственной наготой –
чтобы стать невесомее,
не о чем больше просить.
Прикасайся ко мне, как воздух:
ему ничего от меня не нужно.
прикасайся ко мне, как воздух:
он любит слушать,
как в несжатых колосьях
бродят пальцы руки,
умеющей бить –
и гладить.
Кожаный мотылёк
ударяется о пластмассу светильника,
приняв за мякоть
шёпота.
III
Наготе не становится тесно,
никогда не становится тесно.
Тесно может быть мысли, слову, вороту.
Вот почему мы торопимся
избавиться от одежды
и разучиться думать и говорить.
Остаётся – сердце,
слепое сердце
без трости и
поводыря,
и что остаётся – ему, как не пере-
ходить
наготу чью-то – вброд?
Мой поводырь слеп.
Кому из нас быть зрячим?
Кому – заводить
разговор, от которого сразу же
станет тесно?
Не помни, не помни о том,
что существует воздух!
Изнемогай во мне – пресно-
водной рыбой, попавшей в море.
IV
Мы беспомощны в наготе.
Мы сильны в наготе.
Потому что не нужно
в выдуманную котомку
собирать объедки
собственной лжи:
ни пазухи, ни карманов.
Не есть ли это
высшая форма силы?
Мы беспомощны в наготе,
когда комната
обнаруживает двоих:
«обнажён-одет».
Это значит, что ложь пытается
править – правду.
Не переиначивай – рук.
Что ты сам
таишь
под блесной нерасстёгнутой пуговицы? Под одеждой
утаивают – слова
или шрамы.
(Кожа моей планеты – в ниточках
цвета запёкшейся крови – гор;
реки карабкаются
к подножию сердца).
Не переиначивай – губ.
Ты видел – их полумесяц,
растущий в обратную сторону?
Не переиначивай! – на дыбы вставших
скул.
Возьми меня – чистой монетой,
сырой водой. Любуйся
моей одинокой
неогранённостью – всем человеческим,
что во мне осталось.
V
О наготе
пишется не при свете,
по лопаткам в гусиной коже – шёпотом
раскрывающихся и захлопывающихся пор,
клапаном флейты,
заглатывающим язык воздуха –
Так кузнец попеременно
стегает глиняную
пустоту:
горячо-холодно, горячо-холодно, горячо.
Утром
мы заворачиваемся в полиэстер,
мы забываем,
что кипячёные звёзды
нас целовали в висок –
нас, ставших друг другу –
умершими животными,
умершими – задолго
до нашей
эры.
VI
Память есть нагота –
недобровольное
послевкусие
ржави и дерева
в теле, с выдуманного креста
снятом, как пена –
с кипящего молока.
Память есть нагота – воскрешаемая
на сороковой
щеколде запонки,
на сороковом
хлопчатобумажном кораблике
паруса, в прорубь брошенного.
Помни,
помни –
разбежавшийся вдребезги круг
от уголков
губ,
проглотивших – олово
имени
дважды.
Февраль 2016