ЮРИЙ ИНГЕ
Юрий Алексеевич Инге (1905, Стрельна, Российская империя — 1941) — русский поэт, прозаик. Сотрудник газеты «Красный Балтийский флот» в Таллине.(Отец генетика академика Сергея Инге-Вечтомова).
Эрих Инге родился в семье моряка в Стрельне, под Санкт-Петербургом. Перемена в родословной, как он писал в «Комментариях к метрике», оказалась серьёзной травмой: в связи с началом Первой мировой войны с Германией мальчика исключили из гимназии как немца и, более того, он пережил вторичное крещение. Так из Эриха он превратился в Юрия, и даже отцу пришлось именоваться не Альфредом Виллиевичем, а Алексеем Васильевичем. Как память о первом имени, в подписи поэта первая буква «Ю» похожа на «Э». После ранней смерти отца Юрий остался единственным кормильцем для матери, брата и сестры.
Учился в Симферополе в гимназии у Константина Тренёва, где семья жила одно время. Прервав обучение в гимназии, работал на заводе Красный треугольник. Там же начал писать стихи. Печататься Юрий Инге начал в 1927 году, тогда же вошёл в литературную группу журнала Резец, после 1939 года превратившемся в журнал Ленинград. 1927 годом датированы строки «Если сердце у Нарвских ворот, / Так и песню снесу в мастерскую…» По словам Всеволода Азарова, Инге вступал в поэзию вместе с Семеном Бытовым, Михаилом Троицким, Александром Прокофьевым, Николаем Тихоновым. Вскоре стал секретарем литературного объединения «Резца», о котором его жена Елена Вечтомова сказала, что это единственное литобъединение, имеющее историю. Виссарион Саянов писал: «Однажды Дм. Лаврухин познакомил меня с молодым парнем, и я с удивлением узнал, что это и есть Инге, которого считал моряком. Было что-то скандинавское в его обветренном лице. Стоило в разговоре коснуться волнующих его тем, и он находчиво и зло высмеивал плохое, неоправданное в литературе и жизни».
Юрий Инге много путешествовал. Отправляясь в 1932 году редактировать газету в Ткварчели (где на память о нём осталась улица Юрия Инге, так же как в Кронштадте и Симферополе), штудировал историю Абхазии, изданную в Тифлисе в 1925 году. В 1931 году выходит первая книга, получившая название «Эпоха». Основной период творчества поэта пришёлся на тридцатые годы: до войны вышли сборники «Эпоха», «Точка опоры», «Биография большевика» (2 издания), «Сердца друзей», «Город на Балтике». 28 августа 1941 года во время перехода эскадры кораблей Краснознамённого Балтийского флота из Таллина в Кронштадт Юрий Инге погиб, находясь вместе с редакцией газеты "КБФ" на корабле «Вальдемарас». «И счастлив я тем, что прочтут моё имя / Средь выцветших строк „боевого листка“…» Эти пророческие строки Инге оказались в «Боевом листке» в день взятия Рейхстага.
В первый день Великой Отечественной войны Инге находился на минном заградителе «Марти». Существует легенда, что за несколько часов он написал поэму «Война началась». Эту поэму читали по Ленинградскому радио уже 22 июня 1941, сразу после правительственного сообщения о начале войны. На самом деле, он написал её за несколько недель до отъезда из Ленинграда к месту службы, по просьбе работников радио, ощущавших напряжённость обстановки, угрозу войны.
Юрий Инге погиб на корабле «Валдемарас» во время перехода эскадры Краснознамённого Балтийского флота из Таллина в ленинградский морской порт Кронштадт.
Посмертно награждён Медалью «За оборону Ленинграда».
ОПЯТЬ С ТОБОЙ
Опять осенний ливень вымыл
Береговую полосу,
Листву берёз, тычинки примул
И хвою колкую в лесу.
Мир обновлённый стал наряден,
Как в новолунье, молодой.
И гроздью синих виноградин
Нависли звёзды над водой.
Но выше звёзд в вечернем мраке
Над сизой дымкою полей
Опознавательные знаки
Пятимоторных кораблей.
Наш город вновь тебе приснится:
Его заставы и мосты,
На гордых арках колесницы
И кони редкой красоты,
Его прозрачные каналы,
Сиянье затемнённых крон.
Но и во сне б ты не узнала,
Каким предстанет завтра он.
…
Тогда от нас шагов за двести
Сторожевой костёр мерцал…
Взгляни, теперь на этом месте
Ограда Зимнего дворца.
Присядем здесь. И у ограды,
Где расцветают клумбы вновь,
Мы вспомним голод, смерть, преграды
И нашу первую любовь.
1938
ЧЁРНАЯ РЕЧКА
Весь день ревут над речкой монопланы,
Шумит листвою коломяжский лес,
Дым паровозов стелется к полянам …
Вот здесь сходились Пушкин и Дантес.
Здесь на барьер, устроенный из шубы,
Он пал, объятый холодом земли.
Его тоской искривленные губы
Еще шептали имя Натали.
Кустарник. Сосны. Старая деревня.
Здесь всё не так, как сотню лет назад.
И видевшие многое деревья
Угрюмо и подавленно молчат.
Ревут моторы мощные, и в низком
Скольженье с завоёванных высот
Пилот, летя над стройным обелиском,
Как сизый сокол крыльями качнёт.
Когда же солнца гаснущее пламя
Коснётся мёртвых памятника плит,
Влюблённый мальчик светлыми стихами
О верности подруге говорит.
Учитель школьный бойкому подростку
Покажет этот памятник простой.
Шофёр, вздохнув, закурит папироску
И километр он назовёт верстой.
Колхозов дальних барышни-крестьянки
«Руслана» здесь читают наизусть.
И стрелочник на сонном полустанке,
Трубя в рожок, испытывает грусть.
Полны бессмертья лиственные своды,
Полны дыханья почва и гранит.
Здесь вещий голос гения народа
Нерукотворной силою звучит.
1937 (?)
ЗА НАРВСКОЙ ЗАСТАВОЙ
У железной триумфальной арки,
Где дорога ускоряет бег,
Дымом закопчённые хибарки
Скучный свой заканчивали век,
…
Не тогда ль я полюбил впервые
Этот край в его ночной красе,
Путь от верфи, глыбы верстовые
У излучин тёмного шоссе.
Фонарей расплывчатые пятна,
Смутный гул лесного городка,
Розовое зарево прокатных,
Отголосок позднего гудка.
А вдали, где стягивает туго
Пустыри трамвайная петля,
Город мой сворачивает к югу,
Новыми дорогами пыля.
Там туманом питерским объяты
Эллинги, заводы, стапеля,
Там струится запах сладковатый
В топках догоревшего угля.
Теплоход, зачаленный вплотную
К бурым Турухтанным островам, —
Всё здесь незнакомо и волнует,
Этот мир не примелькался нам.
…
И теперь я вижу, как впервые.
Этот край во всей его красе –
Пусть от верфи, глыбы верстовые
У излучин тёмного шоссе.
1939
Полночь
Опять дорогой круговой
Иду по улицам, тревожась,
Стоят ли сфинксы над Невой
У Академии художеств.
Давно мосты разведены,
А там, где неба полуциркуль,
Как предисловие страны
Кронштадт мне машет бескозыркой.
Все спит. Сквозь синеватый дым
Глядят на запад батареи.
Он горд сознаньем молодым,
Что никогда не постареет.
И волны отбивают ямб
Ночной таинственной поэмы.
Воды и неба по краям
Расставлены штыки и шлемы.
Замаскирован часовой
Листвы тончайшей филигранью,
Но у меня над головой
Его негромкое дыханье.
…
Все говорит о прошлых днях,
Навек оставшихся в помине,
О бурях, крови и огнях,
Немеркнущих поныне.
О спящий город! Над Невой
Ты столько лет стоишь, как песня.
Привратник мира, часовой,
Страны моей ровесник!
1941
НОЧЬ В ГАВАНИ
Поседели костры, только звёзды
Осыпались до самой зари.
Мне казалось, тяжёлою гроздью
Затонули в реке фонари.
И бульвары, зажмурив аллеи,
Задыхалися пылью ветров.
Погоди, через час обмелеет,
Протаранив туман, Петергоф.
И напористым гамузом волны
В затылок встают за кормой,
Позади выпрямляется полночь,
Ударяя наотмашь в прибой.
И к ночным берегам, где за шлюпкой
Ртутью неба набухла земля,
Выйдет боцман раскуривать трубку
И сырые чинить провода.
Сегодня он на берег вызван
Из густой синевы чертежа,
Чтоб раскинуть сосновые брызги
Напряженьем тугого ножа.
Осторожно качнутся шаланды
От запева последних серен,
К маякам повезут контрабанду
С ноздреватых финляндских морен.
Может, нынче на палубах шатких
Штабелями чернеют тела,
Потому ль с миноносцев Кронштадта
Так мятежно взвились вымпела?
Даже ливни простывшим дозором
Бесконечно идут, накреняясь,
Из английских портов, из-за моря,
Окликают матросы меня.
Этот окрик решительным штурмом
В незнакомую вторгся страну,
Лопнул матовый обод Сатурна,
У истёртых камней затонув.
Пусть сигналами радиостанций
Вспыхнут звёзды, паря высоко,
Я сейчас говорил с иностранцем
Пролетарским своим языком.
И услышишь, как в двух шагах, ты
Забастовок придуманный стон,
Мой товарищ в подорванной шахте
С динамитным шнуром погребён.
И как только в посёлке рыбацком
Встанут ливни в двенадцать рядов,
Загремит в Вестминстерском аббатстве
Марсельеза моих городов.
Поседели костры. Только звёзды
Осыпались до самой зари,
Мне казалось, тяжёлою гроздью
Затонули в реке фонари.
ПОХОД
Недели ложатся заплатой,
Как солнце в фаянсовый рейд,
Матросы проносят в бушлатах
Туманные вахты морей.
«Вам, верно, пришлось, скажите,
Сквозь строй принесённых влаг
Стрелять в адмиральский китель
И гордый Андреевский флаг».
Бурлацкие песни Поволжья,
Напевный архангельский сказ.
Да разве я помнить должен
С кем дрался последний раз?
В зелёную ширь заозерья
И в блёклый рябиновый цвет
Швырял я свинцовые зёрна,
В пути обгоняя рассвет.
Взлетали унылые вёсны
Как шлюпки, спеша на причал.
Прошли мы Царицын на вёслах,
Уключинами стуча.
И, как на маневрах, просто
Пошёл экипаж в заслон.
И ветер связал полуостров
Тяжёлым морским узлом.
И снова забыта усталость,
И снова за боем бой…
Качаясь, бегут перевалы
В густой черноморский прибой.
Гремят корабли якорями,
Ложится архангельский сказ
В крутой севастопольский камень –
И сон замыкает глаз.
И скоро с дыханьем свежим
Нам ветер принёс на корму
Горячую ночь побережья
И бешеный пляс хайтарму.1929
БАЛХАШ
Колеблет зыбкая волна
Двухмачтовый баркас,
Мы нагрузили трюм сполна,
Мы выйдем ровно в час.
Вода блестя слепит глаза,
Цвета меняя вдруг,
И в бухту стаями сазан
Идёт метать икру.
Вот эту самую икру
Из самых жирных рыб
Мы переплавим поутру
С рыбалки на Турксиб.
Крепчает качка. Волны вспять,
Как зверь вода ревёт.
Наметчик лот бросает – пять!
И мы идём вперёд.
Но паруса на этот раз
Мы подняли едва,
Касаясь дна, дрожал баркас,
Наметчик крикнул – два!
Несёт на мель, – спасай баркас,
Хотя б рискуя жизнью,
Ещё удар… ещё… сейчас
Вода из трюма брызнет.
«Все за борт!» – «В волны бросить груз?
Нет, лучше сами в воду!»
Поборемся, войдём в игру
С волной и непогодой.
Мы в воду бросились, решив
Всерьёз поспорить с нордом…
Вот это, чорт возьми, заплыв,
Он был для нас рекордным.
1932
КРОНШТАДТ
Над волнами залива седыми,
Не страшась ни боёв, ни блокад,
Ты несешь свое славное имя,
Прибалтийская крепость – Кронштадт.
В час, когда обрывая причалы,
Пронеслась боевая гроза,
Ты на выстрел двумя отвечала,
Смерти глядя в пустые глаза.
Мы потомкам в наследство откажем
Эти громкие были, Кронштадт,
За отвагу твоих экипажей,
Никогда не ступавших назад.
Заливая дороги и пашни,
Как осенний балтийский прибой,
Прямо с палуб вы шли в рукопашный,
Наш последний и решительный бой.
За рабочее дело, за братство.
Подымая знамена до звезд,
С площадей стороны Петроградской
Прорывались на Троицкий мост.
Так прошли вы стальною колонной
Сквозь штыки юнкеров и картечь,
Вас в атаку вела неуклонно
Ильича вдохновенная речь.
Вы держали просушенным порох
И, мятежников в грудь поразив,
Встали вновь на могучих линкорах
Грозной вахтой у входа в залив.
И гремит над волнами седыми
Дальнобойных орудий раскат,
В нем твое заслуженное имя,
Боевая твердыня – Кронштадт!
1938
СТАРЫЙ КОРАБЛЬ
Проржавев от рубки до заклёпок,
Он своё отплавал и одрях…
Снег лежит на палубе, как хлопок,
Ночь стоит на мёртвых якорях.
Этот крейсер, ветхий и невзрачный,
Он давал четырнадцать узлов,
Но теперь от времени прозрачны
Стенки износившихся котлов.
В кочегарке бродит без опаски
Старая откормленная мышь,
По отбитой многослойной краске
Возраст корабля определишь.
Борт шершав от пластырей и вмятин,
Тряпки сохнут в путанице рей,
Он угрюм и даже неопрятен –
Старый предок наших кораблей.
А из порта движется эскадра,
И смеётся флагман, говоря:
«Я на нём служил три года в кадрах,
Этот крейсер знают все моря!
Он когда-то был последним словом
Кораблестроительных наук.
Много лет он нам казался новым, –
Старость замечаем мы не вдруг!»
И мечталось флагману в походе,
Что когда-нибудь изобретут
Новый флаг в международном своде:
«Отставному крейсеру – салют!»
1940, Кронштадт
ЗА ПОБЕДУ И ЧЕСТЬ
Восемнадцатый век над Россией
Шёл началом лоцмейстерских карт,
Сквозь балтийские ливни косые
Мир увидел петровский штандарт.
Мы внесли в золотые анналы
Флотоводцев заслуженный род.
Вновь эскадру ведут адмиралы
В исторический славный поход.
Часовые морских цитаделей –
Каждый с гордостью вспомнить готов,
Как защитой страны прогремели
Батареи кронштадтских фортов.
Несгибаемы честь и отвага
Тех, кто наши ведёт корабли,
Охраняющих Эзель, и Даго.
И спокойствие нашей земли.
Есть ли сердце ещё постоянней
Тех, что в вихре опасных минут,
Не страшась никаких расстояний.
Меж созвездий машины ведут.
В жаркой схватке с противником лютым
Не жалеют бесценную жизнь?..
Грянь, страна, небывалым салютом,
Сыновьями такими гордись!
Величавым законам устава
Не изменит испытанный флот,
Мы навеки морская держава –
Повелители вспененных вод.
1941