Дирижабль в небеса. Сундук с инструментами от всех

Порформий Адвенс
Гребу, копаю, рою. Ворошу зерна памяти, глубже-глубже, перебираю в поисках чего? Ответа я и сам не знаю. Впасть бы ярче в пучину самозабвения, отдать себя на растерзание волне грозящих кинжалов, а вместо лезвия убивающие светом закаты былой жизни. Холодно и знаменательно. Падение звезды на голову грозит желанием, но тем желанием, о коем грезил во власти страха, ненависти к себе и апатичной грусти. И вся «гражданская тоска» лихим порывом, чья мощь куда едреней урагана, плюет в лицо и завывает параллельно хор сикстинской капеллы навязывая груз на шею неподъемный.

Но дремучая надежда, тот свет сквозь мрак который бьет всей мощью алой, как артериальная пульсирующая струя потери жизни и вся судьба завязывается лихо. Стоишь среди гниющей смрадной вони, а вокруг стрела, стрела, стрела, попала или нет? Стрела старательного летуна, стрела всех особей покорно ставя на колени пред чувством полного падения, пред чувством важной красоты, а вся эстетика, культура бытия завязана вся тут, всё от безволия, которая заключила наша сущность. Мы пленники в аду, который прям там – в раю. Белиберда? Клише на думу всего серебряного века? Подумай и не дважды, подумай, ведь может каждый – это ты лежащий в ванной, под невыносимой дланью вышесказанной несвязной чуши.

Я поясню, ибо охота с двух сторон завязана на отношении. Преподнеси и будешь поощрён, но кем? А это заключение той важности об уважении. Поставь на место варвара себя, затем переместись в добычу. Добей остатки бреда мертвой туши на загривке и станет ясным суть отчаянной попытки стать уродом вне цирка личностей. Протухший дневальный вольный жизни.

Я просто сумасшедший или может быть, влюбленный?