***
Рвётся с прошлым последняя нить.
Размышляю, свой путь итожа.
Схоронить себя? Сохранить?
Это всё ж не одно и то же.
Слава богу, слыву живой.
Чёрт не выдаст — подольше буду.
Бабоягодный статус свой
берегу я ещё покуда.
Возвращаюсь в свою колею.
До свиданья, лишние люди.
Околею, но там где люблю.
Где меня лелеют и любят.
***
– Я руку тебе отлежала?
Твоё неизменное: – Нет.
Сквозь щёлочку штор обветшалых
просачивается рассвет.
– Другая завидует этой.
– А я – так самой себе...
Рождение тихого света.
Обычное утро в судьбе.
Жемчужное и голубое
сквозь прорезь неплотных завес…
Мне всё доставалось с бою,
лишь это – подарок небес.
Мы спрячемся вместе от мира,
его командорских шагов.
Не будем дразнить своим видом
гусей, быков и богов.
***
Мы как будто плывём и плывём по реке...
Сонно вод колыханье.
Так, рукою в руке, и щекою к щеке,
и дыханье к дыханью
мы плывём вдалеке от безумных вестей.
Наши сны — как новелла.
И качает, как двух беззащитных детей,
нас кровать-каравелла.
А река далека, а река широка,
сонно вод колыханье...
На соседней подушке родная щека
и родное дыханье.
***
Этой песни колыбельной
я не знаю слов.
Звон венчальный, стон метельный,
лепет сладких снов,
гул за стенкою ремонтный,
тиканье в тиши —
всё сливается в дремотной
музыке души.
Я прижму тебя, как сына,
стану напевать.
Пусть плывёт, как бригантина,
старая кровать.
Пусть текут года, как реки,
ровной чередой.
Спи, сомкнув устало веки,
мальчик мой седой.
* * *
Проснулась: слава богу, сон!
Прильну к тебе, нырнув под мышку.
Укрой меня своим крылом,
согрей скорей свою глупышку.
Мне снилось: буря, ночь в огне.
Бежала я, куда не зная.
Деревья рушились во мгле,
всё под собою подминая.
Но тут меня рука твоя
к груди надежно прижимала,
разжав тиски небытия,
и вырывала из кошмара.
Благословенные часы.
Мы дремлем под крылом вселенной.
Мы дики, наги и босы,
бессмертны в этой жизни тленной.
Дыханья наши в унисон.
Привычно родственны объятья.
Когда-нибудь, как сладкий сон,
всё это буду вспоминать я.
Пробуждение
Сна ещё не ослабла власть,
но сплетённое рвётся кружево...
Я ещё не сбылась, не срослась.
Поцелуем твоим не разбужена.
Это сказка ещё или быль?..
Грёз обрывки... не помню, о ком они.
Губ твоих ощущаю пыл,
но мои пока сном закованы.
От луча глазам горячо.
Кто-нибудь, веки мне разлепи мои...
Потягушечки... Где тут плечо
моего бесконечно любимого?
Белый свет побеждает тень.
Сколько ждёт нас здесь всякого-разного!
Здравствуй, день, новых дел канитель!
Как тебя мы сегодня отпразднуем?
* * *
Всего лишь жизнь отдать тебе хочу.
Пред вечности жерлом не так уж много.
Я от себя тебя не отличу,
как собственную руку или ногу.
Прошу взамен лишь одного: живи.
Живи во мне, живи вовне, повсюду.
Стихов не буду стряпать о любви,
а буду просто стряпать, мыть посуду.
Любовь? Но это больше чем. Родство.
И даже больше. Магия привычки.
Как детства ощущая баловство,
в твоих объятий заключусь кавычки.
Освобождая сердце от оков,
я рву стихи на мелкие кусочки.
Как перистые клочья облаков,
они летят, легки и худосочны.
Прошу, судьба, не мучь и не страши,
не потуши неловкими устами.
В распахнутом окне моей души
стоит любовь с наивными цветами.
***
Ангел мой с профилем чёрта,
ангел мой с прядью седой.
Сладко сквозь годы без счёта
быть для тебя молодой.
Нас не настигнет бедою,
нас ей не взять на излом.
Ты у меня под пятою.
Я у тебя под крылом.
Варим картошку в мундире,
яблоки сорта ранет.
И никого в целом мире
нас ненасытнее нет.
***
Как трудно оставаться тою,
к которой ты привык давно:
с летящей прядью золотою,
слепящей юной красотою,
дурманящею, как вино.
Года подсунули подмену...
Но в сутках есть волшебный час,
когда я снова, как из пены,
предстану юной и нетленной,
незаменимой, неразменной —
в лучах твоих влюблённых глаз.
***
С тобою мне и стариться не страшно,
альбомы пожелтевшие листать.
И каждый миг сегодняшний, вчерашний -
готов воспоминаньем лучшим стать.
Тепло плиты, домашнего халата.
Покой и ясность вместо прежних смут.
Так хорошо, что я боюсь расплаты,
и неизвестно, что ещё возьмут.
Так хорошо, что сердце не вмещает...
И я рукой держусь за амулет.
А может, то судьба мне возвращает -
что задолжала за десятки лет?
***
Пешеход я, господи, плебей.
А. Кушнер
К чёрту белого коня!
Принц мой пеший, косолапый.
Солнце на исходе дня,
ночь крадётся тихой сапой.
К чёрту форд и кадиллак,
у тебя права иные –
на меня, на жизнь дотла
от истока и доныне.
Не поймёт ни конь, ни люд,
не поймут автомобили,
как любила и люблю,
как друг друга мы любили.
Сладок вместе хлад и зной,
ведь осталось так немножко.
Обнявшись, идём одной
пешеходною дорожкой.
***
Как мы шли с тобой по тёмным улицам,
за руки держась, как дети-умницы.
Расступалась перед нами ночь,
чтобы оберечь или помочь.
Улица всё эта не кончается,
тем не позволяя мне отчаяться.
Освещает путь её луна.
Никогда не кончится она.
И я верю, знаю, – и поныне мы
где-то так идём под новым именем.
Освещают улицу огни.
Мы с тобой сливается в они.
***
Любите меня не за то, что умру,
а за то, что жила,
за первые строки сквозь сон поутру,
что в сердце нашла.
За то, что чиста перед чистым листом
и вам не врала,
не занавешивая холстом
судьбы зеркала.
За то, что смеюсь, и за то, что скорблю,
и не в силах убить,
за то, что любила, за то, что люблю
и буду любить.
Зато, что душа полыхает в огне,
и не потушить...
Любите меня. О, как нравится мне
любимою жить!
***
Я устаю писать не о любви,
когда слова мне – как чужие люди.
Мне неуютно с этими людьми,
что ничего не ведают о чуде.
Когда я о любви пишу, то я
легка и весела, как летний зонтик.
Слова искрятся блеском бытия
и соком истекают – только троньте.
Их можете попробовать на вкус
и даже целовать, хоть так нескромней.
Словам бы этим был бы рад Иисус,
ведь Бог – любовь, и значит мы с ним ровня.
Преступники, кто среди бела дня
её в себе небрежно убивают.
Что не любовь – то пусто для меня,
а свято место пусто не бывает.