КУЗНЕЦ
( рассказ незнакомца)
Он придуман в кочегарке
Под поэзию Петрарки,
Вьюжной ночью новогодней,
Под куранты, в преисподней.
Алигьери и Вергилий
Строчкой в песне соблазнили.
Уголь в печку, в пламя, в топку,
В пламя слово, в печку – строчку.
В печку уголь, семя в лоно,
Рифма есть для эмбриона.
Лето, пух, береза, тополь,
Пуст подвал, прохладно в топке.
Кочегар тропинку топчет,
И перо тупое точит.
Рифма прет, строка родится,
Парню в пузе не сидится.
Пяткой бьет, живот терзает,
На свободу прет из рая,
Осень, дождик, кочегарка,
Нет душевнее подарка.
Под Хафиза, под Хайяма,
Вновь во вкус входило пламя.
Под Вийона, Джона Донна,
Вон из чрева через лоно,
Череп, челюсть, ноги, руки:
Мужичок явился в муке.
И давай орать хореем:
Жрать, мать, мать, сосать скорее.
Не погаснет в печке пламя,
Сын работает губами
Под Горация, Гомера
Жадно жрет, не зная меры,
К молоку находит рифмы.
Рядом грязный и небритый,
Папа, тоже жутко занят,
Жжет стихи, и вновь слагает,
Сочинил, и на лопату,
В печку, в пламя, в дым куда-то.
Выгреб шлак, с ведром наружу –
Там неплохо, здесь не хуже,
Ни хулиганья, ни ветра,
Всем тепло, и все – поэты.
Мама – стих, поэма – папа,
Печка, уголь и лопата,
Сын всосал, сын понял это –
Черным сделался поэтом.
Пылью угольной пропитан,
Подземельным стал пиитом.
Папа рад, недаром в топку
Он бросал лопатой тонны
Обреченной черной массы,
Молодец, отец старался,
Приобрел меха и молот,
Пусть поэт, нет-нет, не понят,
У него в руках есть дело,
Наковальня загудела,
Сын умеет, он упорный,
Для души чугун узорный,
На заказ узор чугунный,
С рифмой просто, с ковкой трудно.
Сын кует, а не кукует,
Влет рифмует, пьет и курит.
В голове чугун и рифма,
Было врозь, а стало слитно.
Ковко, гулко, крепко, звонко,
Пот за ворот – работенка.
Не отвлечься, не умыться,
В строки – звуки, силу в мышцы.
Плечи – во! Ручищи – камень.
Если слово, то стихами.
Как удар по наковальне,
Все сейсмографы повально
На ремонт, а то и хуже.
Парень нос сует наружу
Ненадолго, на минуту,
На свободе неуютно,
Толкотня, гудки, реклама,
Ни Омара, ни Хайяма,
Ни Эсхила, ни Софокла,
Людно, ветрено и мокро,
Лишь оград кошмар колючий…
И в подвал на всякий случай.
Там гекзаметр и анапест,
Мех и горн, спасибо папе.
И топчан – топтыгин старый,
Но на нем уже, пожалуй,
Не отправишь в лоно семя:
Пламя есть, но вышло время.
Не пузатый, не потертый,
Наш философ, молот к черту,
В печку страх, побрел куда-то,
На устах корабль поддатый,
За зубами амфибрахий,
Рифма убегает в страхе.
Он вдогонку, три квартала,
И в подвал( везде подвалы).
Там свои, а не чужие,
Пламя ярче, руки шире,
Смех, объятия и тосты,
Водка, хлеб, понятно, просто.
Там Вольтер, Верлен, и Верхарн,
До краев, а лучше с верхом.
Выпил сам – налей другому,
Куй ограду, будь как дома.
Знай же друг, в любом квартале
Есть подвал, и в том подвале
И железо, и жилище…
Рифмы женские отыщешь.
Горн у губ, под мышкой молот,
Наш герой шагает в город.
Синь и слякоть под глазами,
Ноги выбивают сами
Ритм на всякий случай жизни,
Рифм до черта, только свистни.
Рифмы спереди и сзади,
Он на Витебском вокзале
( Занесло в апрельский вечер),
Автор этих строк навстречу.
Хриплый голос: Автор, здравствуй,
Я – герой, горнист глазастый,
Мех со мною, горн и молот,
Я похмелием расколот.
Ты – довольный, ты – опрятный,
Из театра, вероятно,
Ты смотрел на Дон- Кихота,
А навстречу красный кто-то.
Твой герой - чураться поздно,
Мне хреново, я серьезно.
Ты не жмот, тебе не жалко,
Три бутылки минералки,
Три боржоми настоящих,
Шепелявых, шелестящих,
Со скамьи знакомы школьной
Песни Грузии веселой.
Автор никогда не против,
Вон киоск, в окошке тетя,
Сто рублей, бутылка, пробка,
Говорит герой неловко:
Я придуман в кочегарке
Под поэзию Петрарки…
У вокзала в том апреле
Светофор краснел с похмелья,
Было время для беседы,
Мой герой мне все поведал
От Петрарки до Камчатки,
Выпил три, и все в порядке.
Раз икнул, и оклемался,
Он ушел, а я остался.
Той же ночью в том апреле,
Полулежа на постели,
Записал рассказ поэта.
Спать охота, песня спета.