Её шарф совпадал по цвету
с мрамором остановки.
А после на лестнице
лихорадочной
кто-то
дышал в ухо –
часто и горячо,
с крутого уступа
в неё обрушиваясь:
вниз-вниз-вниз –
в груди, животе, стопах –
и аллилуйя! – снова
пальцы
щенками слепыми зарываются в твои волосы
и читают тебя по строке, как Библию.
Тысяча потаённых
пружин –
конница, остановленная
на полускоке реки:
в воду бы броситься,
вымарав слово «брод».
(Будто забыли
поставить градусник,
а температура – высокая-превысокая,
и на самой верхушке
стебля тоненького,
из стороны в сторону
на ветру – таком ласковом! – покачивающегося – я).
Зажмуриться-жмуриться-жмуриться –
от рези высокогорья:
я – сплав парафина и тока,
я – вровень
чаши весов проснувшиеся,
я – солнечное сплетение, из которого
вот-вот выпрыгнет
на полном ходу –
звезда.
Я что-то рисую
пятью мелками
на спинке его пальто.
Свеча одуванчика
у иконки. Знаешь, мне снился
Ангел, кото-
рого флейта в локте,
Млечный Путь на плите
называли твоим именем.
Ночь мне выставит счёт
за бесхозный полёт
по зачёркнутым авиалиниям.
11 Feabhra