"Застенчивая Мимоза "Роман 1-2
1.Все лучшее, что есть во мне - из детства.
2. Музыка, а главное голос!
Блажен рассвет лучом играет...
Удивленьем, любовью замирает.
Нежным туманом он покрывает.
Блажен рассвет лучом играет,
В весенних побегax сочных трав,
Бело-сиреневых подснежниках.
Блажен рассвет лучом играет...
Удивленьем, любовью замирает.
В весенних побегax сочных трав,
Бело-сиреневых подснежниках.
Окунуться словно в море рад,
В весенних побегax сочных трав,
Изумрудная она мягка, периной...
Нарадоваться любви голубиной...
В весенних побегax сочных трав,
Бело-сиреневых подснежниках.
Несмотря на то, что я не училась в музыкальной
школе, но играла на пианино сама. Вероятно, от
отца, ведь у нас в доме никто не играл. Правда, какие грузины
вообще-то голосистые, все давно знали, в том числе и я. Часто
я, чтобы угомонить свой срыв и пополнить настроение чем-
то хорошим, садилась и играла часами и пела. Чтобы поднять
себе настроение, порой и просто так садилась за пианино по-
сле школы и ни на кого не обращала внимания, пела, пела,
пела. А почему я не обращала внимания, потому что у нас в
нашей квартире вечно кто-то был из посторонних.
Мы жили на Лодкинской горе в старом доме, но с больши-
ми балконами, узорчатой деревянной работы. Может быть,
это не балконы? А веранда, и так как эта гора, с одной стен-
ки квартиры, твёрдо, как бы присосалась к горной части, и
часто пахло дома от неё сыростью. Эта стена, мне кажется,
плакала вместе со мной из-за такой жизни, в которой я не
имела права голоса нигде.
К дедушке постоянно приходили женщины, и он снимал
размер ноги для обуви, затем через неделю приходили за-
бирать готовую обувь, может, это и не обувь, а просто чусты
– тапочки, в то время и не найдёшь обуви, но зато они были
на кожаной подошве и верх кожаный тоже. Бабушка при-
думывала из остатка материала разные бантики, и они смо-
трелись ничего. К бабушке то и дело приходили всё новые
и новые люди, но больше – женщины, она была прекрасная
закройщица. А также, видно, была хорошая портниха. Толь-
ко по субботам они не работали.
Мне доводилось часто играть и петь в тот день, ког-
да меня обижали. У нас была одна-единственная большая
комната на весь дом, где были и кровати, и стол, и диван, и
швейная старая машинка «Зингер», вечно дедушка смазы-
вал её маслом. Там же был и стол небольшой сапожный. Но
самое почётное место занимало моё немецкое пианино. Не
помню, как оно у нас оказалось. Мне рассказывали, что ку-
пили эту квартиру вместе с пианино, у бывших хозяев, они
не захотели его переносить из-за тяжести.
Однажды, играя, я, как всегда, пела. У нас была в доме
женщина, по внешности она немного напоминала мою мать.
Красиво была одета, можно сказать, даже интеллигентно.
Синее платье в крапинку, подвязанное пояском. Белый стро-
гий воротничок. Босоножки белые и капроновые носочки.
Чёрная сумочка, видно, кожаная, а главное, от неё веяло
ароматом незнакомых мне духов, наверно, импортных. Я
обернулась, посмотрев на неё, только когда она вошла, по-
здоровалась, а затем продолжила петь.
Она подошла ко мне и несколько минут слушала, как я
пела и играла. Потом спросила:
– Ты училась где-нибудь петь?
– Нет!
– А где ты научилась играть на инструменте?
– Ах, на пианино, дома!
– Тебе кто-нибудь преподавал?
– Нет!
– Встань, уступи мне, я поиграю!
Я встала, и это нужно было только услышать! Она играла
минут пятнадцать, потом стала петь, оперные арии, потом
перешла на романсы, и тут я впервые услышала романсы
на русском языке. Несмотря на то, что она была грузинкой,
со своим акцентом небольшим, но так было красиво, что я
замерла, боялась пошевелиться, чтобы не нарушить её вдох-
новение, она полностью ушла в музыку. «Она сама талант!»
– так я подумала о ней. Несмотря на то, что бабушка про-
должала строчить на машинке, женщина целый час провела
со мной, а потом сказала:
– Тебе нужно учиться, я педагог музыкальной школы и
тебя возьму сразу во второй класс. Ты согласна?
Она рассказала бабушке, что я самородок, о которых
только мечтают, и попросила, чтобы дома переговорили и
послали меня учиться к ней.
Школа была платная, но на семейном совете всё же ре-
шили меня отправить учиться и туда тоже. Я не знала, как
будет там, ведь везде от меня шарахались из-за моей кожи
мулатки. Здесь же такое желание обучить. Впервые я по-
лучила первый поцелуй от незнакомого мне человека. Я
уже её любила! Только за то, что она не постеснялась при-
коснуться ко мне, к моей тёмной коже, так как до сих пор
себя считала прокажённой. Единственное, что мне сказала
мама:
– Школа музыкальная далеко в Ваке, будешь туда доби-
раться сама, у меня нет времени. Но, если узнаю, что ты не
успеваешь в школе или же в спорте, сразу же оставим музы-
кальную школу.
Я согласна была на всё, меня к учительнице Тамрико Да-
видовне тянуло словно магнитом.
Первый раз меня туда повезла мама, правда, мы долго
учительницу ожидали из-за незапланированного времени.
Тогда не было телефонов для общения. И наконец она во-
шла. Она была одета лучше, чем в прошлый раз, и как в
дальнейшем мы узнали, что у неё супруг – врач-педиатр,
который хорошо обеспечивает её. Она завела меня сразу в
класс, там было пианино. Звук прекрасный, не то, что у нас.
Она села рядом со мной и сказала:
– Положи пальчики на клавиши, нет, не так, нежнее,
ещё нежнее, мягче, – поставила ноты и показала на них
указкой с самого начала: – Это скрипичный ключ, – и
дальше, и дальше она показывала указкой, переходя на
клавиши...
Она так нежно и тихо разговаривала, что, если бы муха
пролетала, слышно было бы жужжание.
Учительница сразу же заметила мою настойчивость и
желание выучиться как можно быстрей. Потом она прово-
дила по каждой клавише и пела её, заставляя меня повто-
рять. Нет, она не заставляла, я сама вызывалась повторять, и
в конце урока она похлопала меня по плечу:
– Я буду с тобой заниматься! Ты вскоре превзойдёшь
всех.
Но не только она, я слышала, как хлопали в ладоши дети,
которые слушали меня. Но она сказала:
– Не надорви голос и спой, пожалуйста, для нас всех
«Тбилисо», я тебе подыграю. Пускай дети знают, кто будет
играть здесь и учиться пению в их классе.
Я спела, не стесняясь, мой голос звучал на всю музы-
кальную школу, и я заметила, что в классе собралось мно-
го учеников, которые, раскрыв рты, боялись шелохнуться.
Учительница остановилась и встала.
– Дети – это самородок, я должна благодарить Господа,
что встретилась с ней вчера.
Посыпались аплодисменты. Впервые я почувствовала
любовь и уважение не со стороны моей родни, а от окру-
жающего меня детского мира.
Моя мама не могла не восхититься, когда заметила, как
искры радости сыплются из моих глаз, и она сказала:
– Спасибо, Тамрико Давидовна, вы заметили в ней то, что
я как мать не замечала. Простите, пожалуйста, если нужно,
то в любое свободное время я привезу её на дополнитель-
ные занятия, назначайте, когда вам будет удобно. Сама лич-
но стану привозить её к вам.
– Не беспокойтесь у неё талант, она у вас бриллиант, и
огранку я сама сделаю, я заинтересована в ней.
Пока мама разговаривала с учительницей, ко мне подхо-
дили не только девочки, но и мальчики и, пожимая мне руку,
знакомились со мной, это для меня была самая высшая на-
града, о которой я только мечтала.
Мы попрощались и, добираясь до дому с разными пере-
садками на трамваях, много разговаривали о жизни. Я из-
винилась за вчерашний глупый расспрос об отце. Конечно,
я поступила бестактно по отношению к ней, ведь я же по-
нимала, что у меня самая лучшая мама в мире!
Мы доехали домой, было совсем поздно. Все спали, и по-
этому я легла, но заснуть не смогла. А ещё эта луна! Всё под-
сматривала за мной, будто бы хотела сказать: «С этого дня ты
сама будешь отвечать за все поступки! Ты уже выросла!»
Не помню, как я заснула. Утром меня разбудил будиль-
ник, я быстро оделась в спортивную форму и вниз по склону
горы побежала к тротуару центральных улиц. Потом опять в
гору по булыжной мостовой.
Завтрак, школа, после школы гимнастика, а вечером – му-
зыка! Мой день стал более насыщенным и любимым. Я по-
нимала, что только упорство и труд меня могут выручить.
И через месяц уже был виден результат. Сама учительница
не думала, что у меня такая великолепная память, а главное,
упорство быть в числе лучших.
Сиреневое поле, сиреневый закат...
Словно отражением зарево сбегает,
Иван-чай цвёл просто волшебством,
Расправившись стрелою в небосвод,
Сиреневым покрывалом покрывает.
Останавливая на красотище взгляд,
Щебечут в небе ласточки, прощаясь,
Весной к нам вернуться обещаясь.
http://www.proza.ru/2016/02/27/745
© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2016
Свидетельство о публикации №216022700745
http://www.stihi.ru/2011/10/07/6184