Не будь тех слёз, я мимо бы прошёл,
Хоть признаваться в этом, право, стыдно.
Но Бог не допустил, и, очевидно,
Меня в тот двор незримо ангел вёл.
Был вечер мая, город замирал,
Назавтра изготовившись к параду.
Я завернул в знакомую ограду
И тотчас детский голос услыхал.
Девчонка, лет, должно быть, десяти,
Отчаявшись, тихонечко ревела:
Дед-инвалид – без половины тела –
Не мог вверх по ступенькам сам взойти.
Седой, как лунь, с тележкой вместо ног,
Постукивая землю «утюжками»,
Он вдоль крыльца раскатывал толчками
И внучке предлагал взять свой платок.
Двор, как назло – безлюден, тёмен, тих,
На первых этажах не видно света,
И только за соседним домом где-то
Летает ребятни счастливый крик.
Я к ним шагнул и, видно, напугал:
Девчонка встала дедушке за плечи,
А тот отважно двинулся навстречу,
Хоть даже до ремня не доставал.
«Привет, отец. Позволь тебе помочь».
«Привет, земеля, ежели не шутишь».
А взгляд его глубокий и колючий,
Как шторм на море в северную ночь.
«Отец, ты подскажи, что делать мне».
«Ну, коль сумеешь, то бери под мышку.
Да не боись, что можешь стиснуть слишком –
И не такое видел на войне».
Он помощь принял, вроде бы, легко,
Но сделал это, думаю, для внучки.
Она шла следом, стискивая ручки:
«Нам на второй, не очень высоко».
Обитая клеёнчатая дверь,
Прихожая заметно тесновата.
«Я дальше сам», – дед шепчет виновато,
И вот уже под ним родная твердь.
«Спасибо».
«Пустяки», – я вон шагнул
Покинуть незнакомую квартиру,
И взгляд мой пробежался по мундиру,
Заботливо надетому на стул.
Я помню, как смотрел на тот пиджак
И чувствовал себя по пояс деду.
…Сияли под медалью «За победу»
Три «Славы» над шеренгою «Отваг».