На краю уездной Леты, в суете варясь земной,
я живу как все поэты - одинокий и хмельной:
с равновесием в разлуке, стихоту плету весь день
и всё время мою руки (невротическая хрень).
А ещё такое дело... Пусть оно и не умно,
я тоскую оголтело по красоткам из кино.
Людям можно жить без водки - невозможно без весны!
Но другим мои красотки для лобзаний вручены.
Филигранные как лани и желанные как Крым,
для изысканных лобзаний они отданы другим.
Мне мозги не жалит слава на заре земного дня,
и Карпович Мирослава обожает не меня.
Вот она, всей жизни горечь: я не босс и не звезда,
с Мирославою Карпович не сойтись мне никогда -
на хрена ей вечно пьяный, не известный никому
стихоплёт с большой поляны, разобравшись по уму?
Я чудес таких не стою, по какой ни мерь шкале.
Пусть летает над Москвою Маргарита на метле -
не в её волшебной власти сигануть ко мне за МКАД:
мой роман зовётся «Мастер», Маргариты в нём горят.
Зреет ночь луной фатальной, сеет листья календарь,
в кислоте провинциальной стал окалиной янтарь.
Не сошлись во мгле планеты, склеил ласты зодиак:
я живу как все поэты - и подохну тики-так.
Ливень.
Темень.
Переправа через Лету будет зла.
«Мирослава, Мирослава, ты одна во мне жила -
лишь тобой были согреты мои грешные мечты!»
Вот такие мы поэты.
Вот такие мы шуты.