Настеньке Петровой
Все стихло, нет героев, нет войны,
Забылся в мирной спальне грохот минный,
Пришла пора ютиться близ жены,
Век каменный сменив на век каминный.
Нет заговоров, ядов, нет оков,
И он размяк, ну, просто до смешного.
Лишившись звезд, лампасов, сапогов,
Век плюшевый он принял от портного.
Все определено. Все решено.
Но пусть стареть, пускай дышать на ладан,
Пускай пить сладкий чай и пить вино,
Не зная блюда горче шоколада,
Пускай, хоть не сдаваться, но стареть.
И уставать, и придаваться лени,
Но видеть как она вдруг стелит плед,
В глаза не глядя, на его колени.
Пусть жизнь прошла, как суетливый день
И у детей повырастали дети,
Он в ней всегда нуждался, как в воде
И не отдал бы ни за что на свете.
Вот, молодость. Учение, балы,
Уверенность, почти непогрешимость.
От солнца лица молодцев смуглы,
В глазах блестит веселая решимость
Пускай, погибнуть, но не расплескать
Той чести, коей все не по годам мы
Наделены. Но до тех пор снискать
Любовь и руку неизвестной дамы.
И вот она. До тонкости стройна,
Глаза блестят, но бледноваты щеки,
И полонезом вся поглощена.
Конечно же, она. Ну, кто еще-то?
А вот она же: «Может, Вам воды? -
А у него в зобу дыханье сперло -
Мой друг, ведь Вы бледны до черноты.
Впервые вижу, чтоб бледнели в черный».
А фразы не выходит ни одной.
«Скажите мне хоть как, хоть напишите
Согласны ли Вы стать моей женой?» -
«Согласна, стану, только Вы дышите!»
С тех пор хоть плачь, хоть смейся, хоть блажи,
Вся спесь, напор и все его геройство
Терялись в топографии души
Какого-то неясного устройства.
А через год родился их малыш -
Тот день не изменил ее нисколько.
Она всегда была согласна лишь
Любить его. Любить его, и только.
А он мечтал бороться, побеждать,
Восторги вызывать в жене законной.
Хотел того, чего не может дать
Она. Совсем забыв, что может он ей.
Потом война. На службе все аврал.
Она не лезла, делала, что надо.
И стала говорить: «Мой генерал»
С тех пор, как стал он старшим лейтенантом.
Село отбито. Отдано село.
Все счастье отложивший напором он
С утра так рано все в седло, в седло,
Где некогда уже скучать по дому.
Он офицер ведь, не купец, не вор.
И встречи все какими-то кусками.
Так звезды на погонах у него
На ней росли седыми волосками.
Ему-то все бороться, все гореть,
Кипела вся его неудержимость,
Хотя на пряди если посмотреть,
Она куда как больше дослужилась.
Ни то привыкла все в себе носить,
Ни то его совсем не бередила
Она, но только стоило спросить,
Махала, да на «Вы» переходила.
А он привык. Он столько лет женат.
То ль странная была, то ли играла,
Но стала называть «Мой лейтенант»
Со дня, в который стал он генералом.
И в старости он только сознавал,
Что всякий раз, как ставил все на кон он,
Всегда ведь ею тоже рисковал.
Весь век вдвоем, а ведь едва знакомы.
У самого и губы в цвет земли,
И руки немы, пальцы словно прутся,
И те десятилетия прошли,
Как в детстве ходят десятиминутья.
Она же все смеется, все поет,
Смущается, от взгляда замирает.
Что в этой жизни было для нее?
Но так молчит, как будто это знает.