На столе стояли глиняный кувшин с молоком и блюдо с горячими ватрушками. Виктор ел ватрушки. Они рассыпались, таяли во рту, оставляя сливочный ванильный дух, и ещё несколько времени после того как проглотил, Виктор дышал этим живым горячим ароматом сдобы, а потом запивал молоком. Молоко, прохладное яркое топлёное сытное текло в него живой влагой, и рабочий завода вспоминал начальника Максима Дмитрича, маленького курящего человека с серым лицом. Максим Дмитрич в столовой никогда не доедал порцию, ковырял и скрипел вилкой, ел с неохотой. Виктор вспоминал, жмурился, ел ещё ватрушки, пил молоко, пока внутри не стало тяжело и спокойно.
Потом встал и пошёл на реку. Там рыбаки дремали под ивой. У толстого деда была дорогущая удочка, а в ведре хлестались щучки. Виктор лёг на траву и бесцельно молчал. Думал как хорошо, что он больше не поедет в город, что останется жить здесь, у кумы Лиды.
В полдень он отправился домой, зашёл в магазин и купил пиво. Кума нажарила толстолобика. Большие, золотистые куски, похожие на лапти, лежали на блюде, пересыпанные кольцами жареного лука. Лида несла уже белую воздушную картофельную толчёнку, резала домашний хлеб с хрустящей корочкой, подкладывала пучок зелёного лука. А Виктор наливал тёмное пиво в древний гранёный стакан и смотрел, и любовался, как играет янтарями, яхонтами густая тёмная пахучая влага в советской посуде. Он пил эту влагу и ел сочную рыбу, истекающую жиром, и так ему было хорошо, что ни о чём не хотелось думать, ни о чём беспокоиться. Только Максим Дмитрич вспоминался, как не мог до конца допить кружку пива в заводской пивнушке. Маленький был человек, слабый.
Виктор поел, вышел на улицу и упал в гамак. Ветерок холодил спину, обдувал ноги. Вверху шевелился сине-зелёный калейдоскоп неба-листьев, переливался, играл солнечными бликами. Стахановец долго смотрел над собой, дремал, дышал. Он, вдруг, понял, что сам стал светлым широким и лёгким как эти листья шелковицы. Вечером снова пошёл на реку, разделся и как полиэтиленовая бутылка плавал в парной прогретой воде. Тут Лидын пёс Борей примчался, с разбегу заскочил в воду и поплыл к человеку. Вместе они ещё долго купались и шалили. Гулко раздавались над рекой смех и лай. А потом человек и пёс до звёзд сидели на берегу мокрые и усталые, ощущая материальность счастья. Комары жгли, но друзья не уходили, так маслянисто спокойна была вода, так зеркальна.
Вернулись в темноте. Кума смотрела телевизор, а на веранде, на столе стоял настоящий дровяной самовар, и одуряюще пахло свежезаваренным чаем. Виктор снова сел за стол и просидел почти до утра. Пил чай с ватрушками, конфетами, смородиной, яблочным вареньем. Борей заснул у ног, во сне громко посапывал и скулил. Под утро, когда все улеглись, на стол спрыгнула с перил синичка. Схватила крошку и упорхнула. Виктор был в восторге, но всё равно уснул, положив голову возле самовара.
Картина "У самовара я и моя Маша" Виктора Ляпкало