Рассказ.
Собака была уже старой. Всю свою собачью жизнь она посвятила одному-единственному человеку, любя его преданно и бескорыстно. И сейчас она терпеливо дожидалась смерти на сельском кладбище на могиле хозяина. Баба Матрёша тоже была старой, но на кладбище ходила не за смертью, а за общением. Её невысокую худую фигуру в неизменных тёмных юбке и кофте можно было видеть на кладбище, почитай, каждый день. За долгие годы, прожитые в одиночестве, у бабы Матрёши вошло в привычку часто приходить на могилки своих родных. Она садилась на лавочку, расстилала на столе потёртую клеёнку, деловито доставала из видавшей виды корзины бутылочку с водой, горстку дешёвых карамелек и сухое печенье. Это было её «чаепитие» с родными душами. Она сосала крошечные кусочки печенья, смягчая их колодезной водой, и рассказывала лежащим под земляными холмиками свои нехитрые новости, вытирая кончиком платка, покрывающего белые волосы, слезящиеся блёкло-голубые глаза. Конфет Матрёша не ела: она приносила их для семьи и, уходя, раскладывала на могилки: сыну, дочке, мужу, брату и племяннице. За ночь конфетки исчезали, и бабка, хоть и знала, что их прибирают сельские алкаши на закусь, представляла, что угощение попадало по назначению.
Большую чёрную собаку, неподвижно лежащую у свежей могилы по соседству с её оградой, баба Матрёша наблюдала уже третий день. Кого там похоронили, она не знала, покойный был из другой деревни: на это кладбище, раскинувшееся в светлом и чистом сосновом бору, умерших привозили на вечное упокоение ещё из двух-трёх ближайших деревень. Конечно, такое кладбище надо поискать! Сосны, белый мох, песочек – могилки не проваливались, не затоплялись, цветы и кусты сирени приживались охотно и цвели буйно. А между могилок и земляника росла, и ландыши, и грибы – радовали глаз. Благословенное место!
Собака волновала старуху. Матрёша видела, что животина тоскует и готова умереть, и не могла на это спокойно смотреть. Поэтому и принесла с собой большую круглую банку из-под селёдки и воду в литровой бутылке: она хотела напоить бедолагу. Ограду вокруг новой могилы ещё не поставили, и это облегчало задачу: у собаки не было охраняемой территории. Бабка взяла банку, бутылку с водой и тихонько подошла к могиле. Собака искоса на неё посмотрела, но не приподняла морду, не шевельнула хвостом, только тяжело вздохнула.
Старуха тоже тяжело вздохнула и села на перевёрнутое ведро, оставленное возле могилы. Свою палку положила рядом. «Помирать, значит, решила… - начала она разговор с чёрной собакой. – Одна осталась… Ну-ну… Дело это мне знакомо, тоже одна… Детушек своих пережила, дура старая… Ты вот попей-ка, на вот, водичка холодненькая.» И бабка налила в жестяную банку воду, поставила перед собакой. Та не проявила к воде никакого интереса, но на Матрёшу снова взглянула, из мутного карего глаза выкатилась слеза. «Ты поплачь, поплачь, это дело хорошее. Легше станет на душе-то. Душа-то, она ить и у собаки болит», - ласково проговорила баба Матрёша и протянула руку к большой собачьей голове. Возражений не последовало, и старушка осторожно почесала собаку за ухом. Та снова тяжело вздохнула. «Во-о-т… Ты попей, попей… А то нехорошо... хозяину-то за тебя беспокойно, что ты удумала… А хошь, пойдём ко мне?» – предложила Матрёша собаке, но та отвернулась и закрыла глаза. «Ну, как хошь… Пойду я, милая. До завтрева. А ты попей, попей…» Баба Матрёша взяла палку и пошла, а собака долго смотрела ей вслед, положив морду на вытянутые передние лапы.
Назавтра был день рождения у покойной дочери Матрёши. Бабка с утра напекла пирогов, угостила соседей, помянула с ними дочушку и даже выпила рюмочку черносмородиновой наливки. Остатние пироги положила в корзину. Туда же были положены и церковные свечи, чтобы зажечь их на дорогой могилке, и завёрнутые в вощёную бумажку мясные обрезки, оставшиеся от сваренного накануне холодца, – для собаки.
Собака лежала на прежнем месте. Матрёша заглянула в банку и обрадовалась: воды не было! «Ай, умница! От, собачушка ты моя! Ну, погоди, погоди, я вот помяну дочушку, поговорю с ней и к тебе приду, с угощеньицем, – умильно приговаривала старуха, наливая в банку свежую воду. Собака чуть заметно шевельнула хвостом, и Матрёше показалось, что та благодарит её.
Бабка долго сидела у могилы, разговаривая с дочерью. Удивлялась скоротечности времени, сетовала на свою длинную жизнь, вспоминала о внуках и правнуках: они, слава Богу, были все живы, изредка ей звонили и ещё реже навещали. Баба Матрёша не обижалась: понимала, что у них есть дела поважнее, чем древняя старуха. Поговорила она и со своими мужчинами, пожалилась, что сарай потёк. Но сосед обещал починить, а удочки и сеть она из протёкшего сарая перенесла в баню, пусть не волнуются.
Свечи на могилках догорели, поминальные пироги были аккуратно разложены на зелёных холмиках. Можно было уходить. Сидя на скамейке у своих, старуха поглядывала на соседнюю могилу: собака лежала на том же месте, но мордой повернулась к Матрёше и смотрела на неё старческими глазами.
Мясные обрезки животина есть не стала, но воды полакала и башку под руку подставила, хоть и с оглядкой. Бабка погладила псину, вылила в банку остатки воды, а угощение примостила рядом на листе лопуха. «Ну, бывай… Завтра приду, принесу сухарей. В воде размочим, а то и так погрызёшь. Иль пошли со мной?» - снова пригласила Матрёша собаку, и та снова отказалась. «Ну-ну, ну-ну… Лежи тогда, псинка… И кто ты есть-то, кобель али сука? Кличут-то тебя как? Молчишь… Тоскуешь, бедная», - прослезилась старуха, взяла свою отполированную временем палку, корзину и неспешно побрела в село.
Собака была сукой, и звали её Мартой, но об этом старухе она рассказать не могла. Не могла она рассказать и о том, как тосковала по своему хозяину, как постоянно слышала его любимый голос, ощущала запах и прикосновения ласковой руки. Её тоска была тяжёлой и неисчерпаемой. Марта не могла поделиться ею с Матрёшей, она могла только вздыхать и следить за старухой взглядом. Собака доверяла бабке, она чуяла в ней настоящее, природное добро и внутреннюю силу. Не такими были люди, приезжавшие хоронить своего родственника - её хозяина. Они были шумны, суетливы и озабоченны. Марта невзлюбила их сразу. Уезжая, эти люди забрали с собой Берту - молодую игривую овчарку, а Марте в день похорон удалось убежать и спрятаться на кладбище в кустах сирени. Она смотрела из своего укрытия, как опускается в яму гроб, как вырастает песчаный холмик, и изо всех сил сдерживала рвущийся из глотки горестный вой. А когда все уехали, сил выть у неё уже не было. Марта подползла к рыжему холмику и легла возле него. Она снова была рядом со своим человеком. Собака не хотела ни есть, ни пить, не чувствовала ни дневного зноя, ни утренней прохлады - она лежала и ждала встречи с любимым хозяином.
Но старая мудрая женщина сумела раздуть в ней слабо тлеющую искорку жизни. Впервые за несколько тяжёлых и горестных дней Марте захотелось пить, и она жадно вылакала воду из банки. А на другой день, дождавшись, когда уйдет старуха, съела ароматные мясные обрезки. В тот вечер у собаки появились силы оплакать свою потерю. Она выла долго, жалобно и протяжно, выплёскивая накопившуюся собачью боль. А потом пошёл дождь. Марта растерянно забегала вокруг быстро темнеющего холмика, встряхиваясь шкурой, а затем, виновато оглядываясь, залезла под прочный дубовый стол в Матрёшиной ограде. Дождь барабанил по крышке стола, и под его монотонный стук старая, измученная горем собака крепко уснула.
Когда на другой день Матрёша пришла на кладбище, собаки под столом уже не было. Не было её и на привычном месте возле могилы. Баба Матрёша ополоснула заляпанную песком банку и налила в неё чистой воды. На кусок полиэтилена положила белые и ржаные сухари, колбасные шкурки и куриные косточки и пошла к родным могилам. Беседуя со своими усопшими, баба Матрёша поглядывала по сторонам, ища взглядом собаку, но беглянка так и не появилась.
Старуха ушла с кладбища расстроенная: она привыкла заботиться о животине и в душе уже считала её своей.
Больше собака не показывалась ей на глаза. Баба Матрёша знала, что та так и живёт на кладбище, ибо вода и еда за ночь исчезали, и она всё время пополняла запасы. Но не знала о том, что Марта каждый раз провожала её до стоящего на окраине села дома, скрываясь за кустами и деревьями, а потом следила, как Матрёша запирает за собой калитку и проходит в дом. Проводив своего нового человека, собака возвращалась на кладбище, съедала оставленное угощение и ложилась возле дорогой могилы. Наутро она убегала в лес по своим делам, потом приходила на место и ждала Матрёшу. Учуяв её издалека, Марта пряталась за кустами сирени и оттуда наблюдала за старухой. Собаке было тяжело: она не могла оставить могилу хозяина, но её тянуло к старой доброй женщине, вернувшей ей жизнь. Так продолжалось около двух недель.
В тот раз Матрёша припозднилась: всю ноченьку болели ноги, она задремала под утро и разоспалась. Открыла глаза, когда солнце уже высоко в небе стояло! А день был памятный – тогда, много лет назад, она познакомилась со своим будущим мужем… И бабе Матрёше хотелось сегодня с ним поговорить, принести ему вкусненького, да и собака… О собаке она очень волновалась!
Принарядившись в длинную тёмно-синюю юбку и новую голубую кофточку, Матрёша пошла на кладбище, неся в корзине угощение для мужа и еду для Марты. Шла она трудно, сильнее обычного опираясь на палку: больные ноги давали о себе знать. Мысленно она уже разговаривала с мужем и поэтому не сразу увидела двоих мужиков-завсегдатаев кладбища, собирателей дани с могил на закуску. Мужики нетвёрдо шли ей навстречу по лесной песчаной дороге. Они были пьяные и злые - день не задался. На могилах не нашлось ничего съестного, а закусь нужна была: их ждал друг с бутылкой водки. Бредущая по дорожке старуха показалась пьянчугам подарком небес: они хорошо знали, что бабка всегда приносила на кладбище то конфетки, то пирожки, то пряники. Решение в затуманенных мозгах созрело мгновенно: отобрать у старой кошёлки её кошёлку!
Матрёша от мужиков ничего плохого не ожидала: это были свои, местные забулдыги, никчёмные и ленивые, но безвредные. Она даже их жалела по-своему и за уворованное с могил угощение никогда не пеняла. И сейчас она посторонилась, чтобы дать им пройти: мужиков изрядно покачивало. Но они, глупо хихикая, вдруг выдернули у неё из рук корзину и палку. Палку отбросили в сторону, а в корзине начали было рыться, но баба Матрёша закричала на них дрожащим от возмущения голосом: «А ну, ироды, отдайте корзину! Чего удумали-то, ледащие?!» Один из грабителей приблизился, пошатываясь, к старухе и несильно толкнул её в грудь ладонью: «Заткнись, старая!» Бабка от неожиданности шлёпнулась в мягкий песок. Мужики захохотали, сгибаясь и хлопая себя по коленям, но вдруг, словно подавившись, резко замолчали и с ужасом уставились на Матрёшу. «Твою мать! Беги, бля! А-а-а!» - заорали они в два голоса, уронили корзину и, мигом протрезвев, ломанулись в лес.
Сидящая в песке старуха услышала сзади утробное рычание и со страхом оглянулась. За её спиной стояло чёрное чудовище со вздыбленной шерстью и устрашающе оскаленными острыми клыками. Волк! Матрёша в ужасе отвернулась и обречённо закрыла глаза. «Всё, прости, Господи! Заест…» - успела подумать она и ощутила на своём лице горячий и мокрый язык.
«Ах ты, голубушка… Спасительница моя», - обнимала старушка за шею гордую собой Марту, - умница ты моя!» Опираясь на собачью холку, баба Матрёша поднялась на ноги и стала искать свою палку. Марта мгновенно поняла её ищущий взгляд и через минуту стояла перед своей новой хозяйкой с палкой в зубах. «Помощница! – умилилась старуха. – Ну, теперича-то пойдёшь ко мне жить, а?» Собака посмотрела на Матрёшу и согласно замахала хвостом. «От и славно, от и хорошо. А за хозяина ты не беспокойся, мы его навещать станем, и конфеток принесём, и пряничков… Пойдём-ка домой... Ох, надо же тебе кличку дать, раз вместе жить надумали! Звучную кличку, красивую… А будешь ты у меня Машкой! Хорошее имя, мою козу так звали. Справная коза была, умная, молочная. Ты как, согласна?» - посмотрела Матрёша на свою собаку.
Собака - чистопородная восточно-европейская овчарка по кличке Марта, по паспорту Марта дель Бор Золотая Корона, подумала и согласилась быть Машкой. Коза – это ведь не кошка, верно?