На дружбу не напрашиваюсь, нет...
И мне не нужно разных суррогатов.
Ведь искренним бывает только свет,
на чем-нибудь и где-нибудь распятый.
Я не люблю поверхностных чувств.
Приятельство - синоним равнодушья.
На дно паду иль в небо вознесусь-
веленью дружбы я всегда послушен.
Жуем слова за рюмкою вина,
смеемся мы над свежим анекдотом,-
и нет надежд, что подберут меня
в ранении
сидящие напротив.
Ах, сколько с ними я часов сгубил
в застольных шутках, в юбилейном гуле.
Звонил.
Встречался.
И стихи дарил.
А ведь они и в малом обманули...
Но, рассудить, а что им до других,
что до меня, до всех, со мною схожих?
Они у жизни свой ловили миг;
им ни к чему, как день чужой был прожит.
Беда чужая - нет, не их беда.
Чужая трудность - им не будет в тягость.
Предательство умеет иногда
в покров нужды облечь любую гадость.
Покой в душе - превыше всех наград.
Сурова жизнь, но обойдется, может...
В сердцах не станет яростный набат
негодовать, тревожиться, тревожить.
Отзывчивость покрыл коросты слой,
взволнованность в лед панциря упрятав.
Сидят, друзья, довольные собой,
не годные ни к чести, ни к проклятью.
Мне б отвернуться. Выбежать. Остыть.
Но сердце мечет строчки воспаленно:
- Способно золото и с малой пробой быть,
но дружба может только быть червонной...