«РАССКАЗ ПРО ВОРОНА НА МОГИЛЬНОМ КРЕСТЕ»
Вторая половина июня. Конец девяностых. Неделя Всех Святых.
Прямо не погода, а Лето Господне.
Я редко бываю в такое время года у себя дома в городсой квартире.
Обычно сижу в Верейском лесу, у мамы на даче, строчу свои поэмы,
осваиваю под аккордеон новые песни, или нахожусь в исследовательских,
паломнических поездках. А в этот год, с этим всем пришлось мне подзадержаться!
Самый разгар зрелой юности и трудовой деятельности.
Я вся исполнена духотворных идей и вдохновения, оттого,
что побывала в граде Чернигове, что расположен на красавице Десне!
Ездила туда целенаправленно с небольшой экспедицией, дабы, посетить
знаменитейшие «Антониев Пещеры», где почти тысячу лет назад, а точнее 940,
поселился святой инок Антоний – основатель Киево-Печёрской Лавры.
Выкопав себе пещеру в Болдиной горе, монах, жаждал уединения,
и поселился там, основав Ильинскую церковь, а затем и огромный
по протяжённости подземный монастырь с его потрясающей историей
и незабываемой стариной…
Два раза в день по три-четыре часа, итого полный рабочий день,
я занималась исследованиями в пещерах, а ночью… купалась в Десне,
оторвавшись от коллег и мирской суеты: какой поэт пропустит полнолунье
на Десне с её таким холмистым дивным берегом? Июнь всё-таки, как никак!
Романтизм и святыни – всё было рядом. Сердце переполнялось от впечатлений!
Тем более, что на воде, так хорошо мыслится и анализируется увиденное!
Мне просто необходимо было побыть наедине с природой и прочувствовать
всю духовную красоту этого дивного края. Что же, мне это вполне удалось!
По возвращению из Чернигова в Москву, я решила посетить могилу родного отца,
так как наступал день его памяти — 24 июня, и потом со спокойной душой
отправляться далее по своим творческим делам…
Попросила я свою приятельницу, так как она водила «Ниву», отвезти меня
в родное Подмосковное село Перхушково на её машине.
Та с радостью согласилась, потому что крайне была заинтересована всеми
моими рассказами о Православии, в чём я поднаторела с самого раннего детства.
Но, заехала она за мной слишком поздно для посещения кладбища!
У неё случилась оказия – непредвиденная поездка: женщине крайне было необходимо
отлучиться, дабы выкупить автозапчасти, ранее, заказанные ею в мастерской!
А поскольку она – человек слова, да и день памяти – это святое – для всякого
русского человека, то моя подруга приехала вся возбуждённая и раскрасневшаяся
из-за спешки, но вполне довольная, что успела ко мне засветло.
Видя, что я не сержусь на неё, вместо приветствия, она бодро воскликнула:
— Галина Николаевна, свет мой ясный, — с обворожительной улыбкой на устах
выпалила, положа руку на сердце, вежливая женщина, — папенька ваш поймёт нас!
— Ой, поздновато ехать, наверно!
— Ничего страшного, надо ехать, хотя и поздновато. Он заждался, поди,
едемте, поскорее, дорогая вы моя, несравненная!
— В принципе, я готова!
— Я вас сейчас быстренько домчу, с ветерком, только мороженое по пути купим,
не то, я закиплю, как радиатор, от палящего зноя! А ещё Подмосковье называется,
это же просто Африка!
— Мне, чур, крем-брюле!
— А папа ваш, какое мороженое любил?
— Господи! Да, конечно же «Эскимо»! На палочке! Как в детстве, помните?
— Купим, если будет, и съедим, так и помянем его!
— Главный помин — это молитва!
Приехали. Солнце клонилось к сосновому бору, а перед ним – золотое поле
с рожью озимой, полное синих васильков, я так и замерла.
Видя моё замешательство, приятельница воскликнула:
— Смотри, Николавна, сколько цветов! Вся земля синяя, словно сошла с небес!
А ты горевала, что мы цветов отцу не успели купить! Да, он весь в цветах лежит!
— Господи Боже Мой! Как же тут всё заросло! Деревья, какие большие!
Я же летом никогда не бываю на кладбище, и среди этих зарослей могилу отца могу
вполне не отыскать! Вон, сколько народу захоронили… все могилки свежие…
— Ты иди, милая, по тропинке, сердце тебе само подскажет, а я тут остановлюсь.
Мои тут все прямо у дороги лежат. А ты иди-иди. Тебе одной побыть надо.
Ступай себе с Богом… поплачь.
— Пойду, прощения буду просить у отца! Долго не была у него!
Всё дела-дела, как сажа бела…
— Да, не серчай ты! Негоже: кладбище — место тихое.
Последнее пристанище наше, Спаси Христе Боже!
— Это я, так корю себя и каюсь.
Пролетела я мимо могилы и отца и бабушки своей. Конечно, они были намного ближе
захоронены, но у страха — глаза велики!
Упёрлась я с треском в чужие ограды. Зажали они меня в тиски – стою,
выбраться не могу, хоть плачь, но орать на погосте нельзя!
Началась у меня внутренняя паника. Я знала, что не в лес по грибы пришла
и на погосте перекликаться негоже! Потому не стала звать себе на помощь мою
приятельницу, и, отказавшись от природного эгоизма, дала ей побыть наедине
со своей покойной матерью и любимым, преданным ей до гробовой доски,
недавно умершим супругом, тем более, что рана её совсем ещё свежая,
они умерли всего год назад, друг вслед за другом…
— Папа! — звала я, — Отец! Выведи меня отсюда!
— …
И тут я вспомнила своё детство, как пряталась от своего отца, а он искал меня
якобы понарошку, и когда находил, то сильно щекотал, я же заливаясь от смеха,
просила у него пощады…
Вдруг воспоминания мои прервал, какой-то странный шелест, похожий на хлопанье
крыльев. Я осмотрелась и увидела, но не сразу… большого чёрного ворона,
который явно сопровождал меня:
— Вот, не знала, не гадала встретить тебя тут, старина!
А поначалу, я чуть было не подумала, что это петух на забор взлетел,
и вот-вот закукарекает, предвещая зарю, тогда и ведьмы отойдут прочь!
Испугавшись, я почему-то подумала, что он будет клевать меня в голову
и забьёт до крови, но потом, увидев его смиренный тихий нрав, я поняла,
что мне надо следовать за ним, причём, неукоснительно!
По-видимому, я зашла слишком далеко вглубь старого кладбища,
откуда выбраться, можно было только на следующие сутки.
Солнца не было видно вообще, деревья же были настолько древними и огромными,
что мне показалось, наступила непроглядная ночь:
— Хотя бы успеть, найти могилку отца до заката! Там хоть заночевать у цветника
можно! В этакой тесноте меж оградами ни присесть, ни прилечь, ни привстать!
Можно только умереть, стоя, как партизан!
Ворон снова дал о себе знать. Он перелетал с одного надгробия на другое:
— Лица-лица-лица! Как же вас много тут! И все вы смотрите на меня со своих
постаментов, словно живые. Господи, как же темно-то!
И вдруг меня словно обухом по голове! Осенило:
— Что, дорогие, усопшие, вас никто не поминает? Тогда я вас помяну, —
бойко сказала я, сама себя подбадривая, и начала петь им «Вечную память»…
Пропела всё, как подабает, огляделась по сторонам, вижу – на кресте одного
из надгробий ворон ещё сидит. Мне и вовсе стало понятно, что он меня ждёт.
Как только он понял, что я заметила его, так сразу же перелетел на следующее
за предыдущим надгробие, направив клюв в сторону нужного направления,
давая понять, чтобы я следовала за ним:
— Папа! Это мой папа через ворона меня ведёт! Он прислал мне подмогу! Ура!
И я смело пошла за умной птицей, чего бы я ни сказала о себе в тот момент!
Натерпевшись довольно страху, я отпела все нужные молитвы по усопшим, и даже те,
которые просто знала наизусть, и любила петь своим близким. Между тем, откуда
ни возьмись появилось солнце. Оно просто временно заходило за тучи, но у страха
глаза велики, и мне показалось, что наступила непроглядная гоголевская ночь!
Деревья постепенно стали отступать и появились мелкие кустарники.
Потом на смену им пришли большие кусты с розами, белым шиповником и флоксами.
Далее, были цветники абсолютно голые… с искусственными цветами,
а вот и папин клён! Пришла, наконец-то! Слава Тебе, Господи!
Радости было столько, что простыми словами не передать: словно отец воскрес
и встал живым из гроба! Сердце моё, так сильно билось, что я не услышала,
как по имени и отчеству обратилась ко мне моя приятельница! Я вдруг от радости
и счастья захотела непременно познакомить её с тем вороном, но не тут-то было,
его и след простыл:
— Галина Николавна! Ты же хотела успеть искупаться в своём родном пруду,
детство голозадое вспомнить, давай, пошли! Когда ещё тебе предвидится,
такой случай? Надо освежиться, идём, пока солнышко не село в сосновый бор…
— Пошли! А то, я аж взмокла вся тут, бегаючи вдоль могилок!
— Я слышала, как ты пела! Тебе в церкви надо служить: на душе у меня
стало прямо легко-легко, после этого, словно крылья вновь обрела!
Спасибо тебе, что мы съездили с тобой, я заодно и своих молитвой побаловала!
Прямо с разбегу я нырнула в пруд. Плавала полтора часа, туда-сюда-обратно
вдоль и поперёк и всё мне было мало, а подруга моя сидела на бугорочке
и щурилась от заходящего солнышка.
Она была хорошо воспитана, оттого не тревожила и не подгоняла меня.
Ждала пока я выпущу пар, и сидела, молча, пытаясь понять, а что же
всё-таки со мной произошло за время отсутствия из её поля зрения?
Но спрашивать не стала…
— Николавна! Давай, заедем ко мне отужинать! У меня борщ украинский –
пальчики оближешь!
— Знаешь, ты, подруга, чем вытянуть меня из воды! Вкусной едой! Иду!
— Смотри, как ты всю воду переколомутила!
— Что? Я сильно потрепала её?
— Конечно! Когда ты входила в неё – она была чистая, как слеза праведницы,
а теперь, погляди: всю глину со дна подняла, и к утру не осядет…
— Ой! И то, правда, что же это я одна всё сделала?
— Нет, с тобой вся деревня ныряла!
— Какая деревня?
— Небесная! Ну, что призадумалась? Поехали ужинать! Мороженым сыт не будешь!
— Борщ, говоришь, у тебя, да? А что у тебя ещё есть?
— Ты лучше спроси, чего у меня нет? Я, как-никак, поваром была, пока дочки мои
подрастали!
— Заманчиво, однако! Вот, я всё думаю, чего больше люблю: поесть или помыться?
— А чего тут думать? Помывшись, испить и покушать! Потом поспать!
— А что мы ещё и пить будем? Я вся продрогла! Да и не по-русски это,
поминать на сухую! Батя мой меня не поймёт!
— У меня классный «первачок» есть! Муж мой покойный просто обожал его!
Попробуешь, оценишь: 90 градусов – тройной перегонки, а идёт легко!
Как по маслу! И голова не болит на утро! Даже опохмеляться не надо.
— Я бы, так не рисковала! Давай, лучше «Кагором» помянем?
— У меня и «Кагор» имеется, и «Шампанское», и все ликероводочные напитки
в полном ассортименте! Красные-белые-сухие-мокрые! Пить-то некому! Едем!
— Поняла! Но, пожалуй, начнём мы с «Кагора»…
— Там видно будет! Эх, доля наша горькая! Бабья…
— Ага, по настрою, видать сразу, что начнём мы с самогона и закончим им же,
сало-то хоть есть, нутро смазать, а? Сгорит ведь, попалим желудки!
— Господи, Ты Боже мой! Да чего только нет у меня! Сейчас уже скоро приедем!
Сама увидишь, а что не доешь, домой увезёшь…
Так оно и вышло: неделю целую, не подымаясь от стола, мы ели-пили, поминали,
души вынув, уревелись обе, искупав нутро в слезах…
* Х *
http://www.stihi.ru/2018/10/04/7857
«Найдите своего Адамушку!»