Вертинского я поверчу в руках,
Смахну пылинки с томика, открою
И вскоре заблужусь в его стихах,
Изысканно приправленных тоскою.
Они взывают оседлать рояль,
Перебирая клавиши небрежно.
Становится невероятно жаль
Кабацкого певца с душою нежной.
Его подружки-музы служат здесь
Богатой прихоти богемы ресторанной,
И им не чужд снобизм, присуща спесь, --
Болезни атмосферы балаганной.
Так в белом гриме при дворе паяц,
Он в котелке, надменностью сияя,
Выходит в ночь на задымлённый плац,
Подмостки артистического рая.
И там он -- Бог, ваятель новых душ,
Ведь старые изношены пороком.
"Брависсимо, Вертинский! Полно, уж!
Мы плачем от пророчества пророка!"
И тихо он обводит взглядом зал,
Срывая розы бурного успеха,
Он знает, что ещё не всё сказал
Нетрезвой публике сегодня на потеху,
Сто лиц в одном: поэт он, лицедей,
Актёр и фокусник в стране словесных грёз...
Звонят настойчиво, -- и вот, я у дверей.
Мне телеграмму почтальон принёс.