– Мне сознавать, увы, трагично:
Держава лопнула по швам,
выходит в жизни всё логично.
Ты искалеченная нам
досталась хамская Россия,
орда чекистская бессильна
сломать наш русский честный дух,
мы выдержали столько мук,
крепчаем только год от года
уверены Поэты, Русь,
останешься ты в нас, а грусть
исчезнет, вечности свобода
наступит истиной простой
и воссияет чистотой! –
К нам обратился вновь Полканов.
Ему сам Пушкин возразил:
– Вы жили много лет по планам
и строили вы коммунизм,
где все равны, но есть ровнее,
кто были, собственно, плебеи –
дворян учили, падлы, жить,
учили Родину любить,
её, кто предал в час разбоя.
Владимир Гусев примирил
и воцарился тут же мир:
– За мир, необходимо стоя
нам выпить, милые друзья!
Бокалы взвились ввысь звеня.
"Не поплыву к вам резвым брассом! –
воскликнул трезвый Алексей, –
Воспользуюсь конём – Пегасом.
И из Эллады древней всей
к нам вскоре Сальникофф примчался,
в седле парчовом не качался,
вступил в полемику со мной.
Ему налили мы штрафной,
он осушил до дна и тут же
с подъёмом произнёс: "Друзья!
нам внемлет матушка-Земля,
не лучше с вами мне, не хуже
да будет крепок наш Союз!"
И зазвучал весенний блюз...
...его исполнил я на саксе
(не помню уж в который раз) –
и заиграли в небе краски,
зарёю окатило нас.
Мы выглядели утром точно
огурчики, что с грядок, сочно,
все посвежевшие под стать
стихам, записанным в тетрадь.
Позванивая удилами,
стоял Пегас, а Алексей
рассказывал нам о Зевесе,
о Посейдоне, кто валами
балуется и посейчас
обрушивая на Парнас.
В свободный день свой от полётов
в Алтай пожаловал, а то –
с вопросом Миша Стихоплётов
и с ходу выпалил: "За что
пила элита золотая?
За процветание А Л Т А Я!"
Ему налили до краёв...
...и вдруг такой поднялся рёв
в серьёзной нашей перепалке:
"Пей, Михаил, до дна... да дна!
Нам жизнь единожды дана".
И со второй, и с третьей чаркой
к нему А. Пушкин подходил
и с верхом наливал, шутил:
"Да! истина лежит в стакане,
на самом, мне поверьте, дне.
Не выпил всё – ты на аркане
давно уже не на коне!"
"Вино, конечно, помогает,
мозги, желудок, печень драит,
и травит, точно, организм,
как личность травит коммунизм!" –
вмешался с репликой Есенин,
но перебил его Рубцов,
был голос у него свинцов:
"Я в день поэзии весенний
обязан заявить, друзья,
что отрицать и нам нельзя,
быть может, я свечёй мерцаю,
но заявлю в конце концов,
жизнь на трезвяк я отрицаю!"
Гармошку в руки взял Рубцов
и растянул меха красиво,
и услыхала вся Россия,
заулыбался наш Алтай,
играй, играй нам Николай
о "Тихой родине" в болотах,
но будешь гнать велосипед,
ты ж Вологодчины полпред,
ты жив – о Родине в заботах,
что орды шастают по ней,
а наверху сидит злодей.
Но в планы наши не входило
развеять дикий миф толпы.
Затягивало чётки илом,
и снова начали столпы
Поэзии, стихосложенья,
но вежливо без униженья
нам разъяснять размер строки.
Из века в век мы все броски
производили с Александром –
он опыт нам передавал...
...а Гусев рисовал овал.
Рубцов предстал весёлым бардом,
пока не пели петухи,
свои он напевал стихи.
Пришёл Володин к нам под вечер,
хотел Рубцова он забрать.
Достойно дружно наше вече
сказало: "Время зря не трать,
садись за стол, Геннадий, с нами,
с Души сними гранитный камень..."
Друзья обнялись и опять
мы самогонку разливать
в бокалы стали... разговоры
послышались со всех сторон.
"Заледенелый, – даже, – клён"
и встрепенулись враз вороны –
подняли беспокойный карк,
к нам присоединился Марк
в обнимку с "голубою дамой"
и с "пятитомником" своим
уселся под сосновой рамой.
Марк Юдалевич всем поведал:
"О нём поют, в нём ищут истину,
оно кипящее, искристо,
любая чаша с ним легка –
прославлено во все века".
Его все поддержали. Пушкин
заулыбался Александр,
но тот исчез чудесный кадр
весёлой трепетной пирушки
под небом сине-голубым,
учились говорить с любым
и "после трёх бутылок водки,
под три штуковин монпансье"
нам Боковой свои находки
всем раздарил, как тот мусье
француз на бородинском поле
прицельно вёл огонь – по роли,
которую играл в бою,
пытаясь Родину мою
загнать в суровое злодейство
и офранцузить наших дам,
чтоб было меньше русских мам.
"Не вышло, помню чётко с детства,
а Боковой, конечно, прав,
мы ж, словно сеятели трав,
растим стихи в Душе тепличной,
когда в спокойствие она.
В дворянстве было всё приличней,
воспитывала нас страна..." –
закончил Лермонтов, и слово
вмиг подхватил, пошло поновой,
по колее ведущей ввысь,
Володин говорил за жизнь:
"Она идёт своей дорогой,
не выбирая торный путь,
но может и дугу загнуть,
наполниться сплошной тревогой,
да будет всё-таки сиять,
вот с Колей встретились опять".
Тут Соколов пришёл и сразу
отредактировал стихи,
особенно вот эту фразу...
...но вновь запели петухи,
пора вставать, деревня свята,
и чай давно настоен мятой.
Пора садиться мне за стол,
а тут опять гремит футбол –
хожу по кругу на пароме –
я так ходил всё детство. Обь
сшибала мигом с нас апломб,
когда шарахались от грома
деревья с тонкою ветлой,
по палубе хлестал дождь злой.
начало: http://www.stihi.ru/2016/03/14/8879