Когда всеобщее безумие
подходит к моему пристанищу,
я не нательного креста ищу,
не цепенею, словно мумия.
Одним – в объятия Кондратия,
другим – знамена неизменные,
а я смотрю в окошко, братие,
как распадается вселенная.
Немало отдал буйству дани я,
спешил отчаянно, как с гор ручьи, –
задор сменился чувством горечи,
любви к себе из сострадания.
Что посоветуют коллеги, и
каким теперь внимать пророчествам?
Я обладаю привилегией
свихнуться в гордом одиночестве.
А там, снаружи, все настойчивей
бурлит, клокочет, разливается,
и правит улицею палица,
а дальше только многоточие.
Молчи, судьбы моей предвестница –
не протестуй, не уговаривай…
Но лучше в комнате повеситься,
чем захлебнуться в этом вареве.