То ли из-за того, что я выработал свой испытательный срок, то ли из-за того, что освободилась эта половинка вагончика, а меня решили поощрить и оценили как "своего" работника, но тем летом я получил отдельное жильё!
Это была половина времянки - вагончика, и те, кто работал на трассе или в условиях временных полевых городков, меня прекрасно поймут.
Вагончик был сделан из тонкого листового металла снаружи, каркаса и стекловаты - между наружной и внутренней обшивками, и фанеры и линолеума внутри.
Состоял он из двух жилых комнаток и тамбура, с чугунной отопительной печкой посередине. Снаружи, к выходу из вагончика, была пристроена дощатая прихожая – выполнявшая роль крыльца и сеней. Вообще все вагончики в полевых городках подразделялись на - семейные и холостяцкие, и были двух видов: обычные прямоугольные и цилиндрические. Цилиндрические называли – "бочки".
Наш городок состоял из обычных стандартных прямоугольных вагончиков, установленных в ряды и связанных между собой, единой системой отопления и электроснабжения. В семейных вагончиках жили - начальство, начальство с жёнами и старожилы участка, перевезшие на трассу свои семьи из города. Их жёны работали в нашей городковской столовой, в конторе, и кладовщицами на материальной базе участка. Дети трассовиков или находились дома с бабушками, или учились в ближайшей городской или поселковой школе. куда их возили специальным автобусом. Семейный вагончик обычно занимала или одна семья с детьми, или две пары молодых семей без детей или с одним ребёнком. В холостяцкие вагончики обычно селили по двое, в каждую половинку - комнату. В том вагончике, в который заселился я, в правой половине жили две девушки радистки. Они очень ценились начальством, потому что от их ежедневной работы зависела связь со всей трассой, со всеми её участками и с центром в Москве и бесперебойность селекторных совещаний. Качество связи на трассе в то время ценили на вес золота, поэтому наши девчонки радистки были очень важными и значительными людьми на участке и могли диктовать начальству и коменданту условия, и выдвигать требования. Наши девчонки работали посменно друг с другом, и пока одна была дома, вторая несла вахту на узле связи. Для того чтобы соседи по вагончику им не мешали отдыхать между сменами они выдвинули коменданту городка свои требования. Например, какими должны быть их будущие соседи. Видимо девчата, уже имели печальный опыт, и намаялись с прежними молодчиками. Главное было в том, чтобы их будущие соседи не пили по ночам горькую и не устраивали дебошей, что среди трассовой молодёжи по тем временам, было совсем не редкостью. Далее, новые соседи должны были быть - молоды, интеллигентны, и хороши собой, на предмет возможного создания молодой советской семьи, потому что обе девочки радистки были не замужем. Единственным, кто, по мнению коменданта, подходил под все эти требования, был именно я, поэтому мне и предложили перебраться из восьмиместной комнаты в гостинице, в отдельную двухместную комнату в ухоженном и престижном вагончике, на второй линии нашего городка. Живущий в вагончике трассовик - считался уже своим коренным работником участка, а не залётным командированным или временным работником, которых и селили в гостиницу. Поэтому когда я "получил" место в вагончике, то сразу получил и высокий статус и моральное право забрать к себе в "собственную квартиру" Котлету! Я думал о том, что девочки радистки её обязательно полюбят. А жить Котлета будет летом в дощатом пристрое-тамбуре, а зимой в тёплой прихожей, что делила наш вагончик на две половинки. Я с высоты своего роста, наивно полагал, что рядом с тёплой чугунной печкой маленькой милой собачке будет и тепло и комфортно. В деревянных сенях я соорудил и оборудовал для моей Котлеты удобную лежаночку и застелил её тёплым матрацем из старого, но вполне чистого ватника. Я поставил рядом с лежанкой миски для воды и еды и поспешил обрадовать соседок известием, что скоро в «нашем полку» появится ещё один весёлый жилец. Девчонки совершенно не были против такого соседства, потому что весь городок уже давно знал и любил этот весёлый, рыжий и пушистый шарик на лапках. Итак, завершив все приготовления, в один из свободных светлых вечеров я отправился за ничего не подозревающей Котлетой в столовую. Подойдя к раздаче, я увидел, что Котлета уже терпеливо сидит у одного из столиков. Я заставил поднос тарелками с едой, сел за стол и с удовольствием отужинал своей порцией гуляша, приберегая ещё одну тарелку с блюдом для своей любимицы. Котлета больше не ела столь обожаемых ею в самом начале трассовой жизни, рубленных шницелей и котлет. Она теперь питалась или сырым мясом и вкусными косточками прямо с кухни, или варёным, и тушёным или жареным мясом же но в виде отбивных, гуляша, азу и бефстроганов по столам у приходящих в столовую трассовиков. Подкармливали Котлету лакомствами и дети семейных, живущие в городке, и жёны работников и начальства, так что моя – «не моя собака» совершенно не бедствовала, а жила себе в своё удовольствие, продолжая ночевать в своём логове из дощатых коробов теплотрассы.
Поужинав, я подозвал Котлету и дал ей вкусный кусочек, затем взял её на руки и засунул за борт своей импортной и модной куртки.
Котлета совершенно не сопротивлялась, и даже удобно устроилась на моём животе, Куртка смешно выпирала, ведь теперь Котлета была не крохотным щенком, а молодой и вполне взрослой собакой. Она давно уже не помещалась за моей пазухой также, как когда я впервые нашёл её, теперь вместе со спрятанной Котлетой я был больше похож на кенгуру. Я забрал со стола купленный для Котлеты гуляш и направился с ней к нашему новому жилью. Придя домой, в вагончик, я высадил Котлету на её новое место - на матрасик лежанку, приговаривая что, вот теперь у нас есть собственный дом, и ей не нужно больше жить в гнезде из опилок, в деревянном коробе теплотрассы. Что мы вновь будем вместе ходить с ней в столовую и гулять, а если она захочет, то может жить и со мной в комнате. Правда тогда, для того чтобы выйти на улицу, нам придётся открывать не одну дверь в прихожей, а целых три, но это – совершенно ничего страшного... Я выложил принесённое для Котлеты мясо в мисочку, и она с удовольствием его съела. Потом мы вместе с ней отправились обследовать нашу комнату и тамбур. Тогда в моей новой комнате стояли две кровати вдоль стен, две тумбочки, стол и два фанерных стула на металлических ножках. Под кроватью любопытная Котлета обнаружила мою сумку с вещами, и даже вытащила оттуда скомканный лист бумаги, закатившийся исчирканный черновик моего неудачного стихотворения. Я похвалил её за помощь, потрепал за уши и холку и усадил на вторую, пустующую, кровать. "Ну что Котлета, скажи, ты рада?" - спросил я её и, улыбнулся от удовольствия, представляя, как дружно мы с ней теперь заживём.
Я снова потрепал её, почесал за ушами и пощекотав животик оставил её обвыкаться на кровати, а сам взял книгу и улёгся читать. Котлета некоторое время полежала напротив меня, положив мордочку на лапки, потом заскулила и тявкнула привлекая к себе моё внимание. Затем она спрыгнула на пол и подошла к двери. Я решил, что объевшийся сегодня Котлете нужно сходить в туалет и заодно прогуляться, поэтому встал, и тоже собрался с ней на прогулку. Я опять накинул свою куртку-ветровку и вышел вместе с Котлетой на улицу решив перекурить и подышать свежим воздухом. Котлета обошла тамбур и прихожую, выбежала на дощатые мостки, проложенные между вагончиками вместо тротуара, и весело потрусила по ним в сторону гостиницы, конторы и магазина. Я окликнул её и попросил подождать меня, пока я прикуриваю сигарету, но Котлета, остановившись, задержалась лишь на секунду, покрутила хвостом, и вновь побежала дальше, вовсе не собираясь меня дожидаться.
Я не стал её догонять, решив, что она и сама теперь придёт домой, или я вновь поймаю и заберу её из столовой уже завтра утром. Но на завтрашнее утро меня отправили в двух недельную командировку к немцам, на строительство газокомпрессорной станции, и я не успел приучить Котлету к новому дому, но это уже совсем другая история.