Когда под ношей страшною безбожник,
С пучком свечей, решает про себя:
«К чему я со своей суконной рожей
вот с этими людьми пришел сюда?»…-
Состав ушел... Да и по всем приметам,
Уже флиртует с Богом та же власть.
А в храм ступивший принимал все это
И прежде без восторга, и – сейчас.
Но искра, неподвластная уму,
Слезой прозренья выплеснулась: «Боже!
Смотри, я до седин последних дожил…
Ну, помоги неверью моему,
Хоть за попытку, что безумец сам
Впервой за столько лет вступает в храм!»
2.
Впервой за столько лет вступает в храм -
вслед за пришедшим, -
в простенькой одежде
Печальница – неведомая нам –
О блудном сыне робкая надежда.
И сын, уже пред вечностью представ,
Расслышал ее зов необычайный:
«Взгляд подними - там с высоты креста
Христос тебя объятьями встречает!»
... Кто б подсказал, как примириться с Ним,
Избавиться от затяжной болезни,
Что без смиренья так же бесполезно,
Как спать в очках, что б лучше видеть сны?!..
... Насколько Дух дерзанья наши множит –
Повинная душа и знать не может!
3.
Повинная душа и знать не может
Сокрытых всех возможностей своих:
Чем видится сама себе ничтожней,
Тем ближе к небу каждый ее миг!
И вот ответно за чтецом уже
Сам воздух, стены, космос вторит – или
Все сущее взорвалось: «Муж блажен,
Что не идет в собранье нечестивых…»?
Теперь пускай поманят рубежи
Для достиженья чести, славы, денег!..
... При бывшей жажде самоутвержденья,
Омытую слезами, нашу жизнь
На быт и бытие Спаситель Сам
Как четко разделяет пополам!
4.
Как четко разделяет пополам
Объем пространства, избранный для чуда,
Природу мыслей, где сплошной бедлам
Сомкнулся с жаждой святости подспудно,
Чтоб зрение, лишенное обмана,
Искало лик Пречистой... Но при том
Как Ей бывает страшно перед нами:
А вдруг вторично Сына разопнем
Реванша ради (первый раз не в счет).
И на окрововлённую рубаху
Замечем зернь азартно и с размаху
Все на авось – на чёт или нечёт,
Тем самым превращая в дом игорный
Вселенную: мир видимый и – горний.
5.
Вселенную: мир видимый и горний,
Что чудно умешается в мозгу,
Со всем ее величьем и позором
Предоставляю Богу моему.
Скорей, привычен к образу, чем к сути,
Пред Ним я разгребаю тайники,
Где зуб врага, голодный на распутье,
Стыдоба не подставленной щеки.
Какое ж действо видится окрест:
Из прихожАн, что в этом храме, вкупе
Всю черноту высасывает купол
И отсылает в Небо через Крест,
Где взвешены мы, словно на весах…
Здесь правит скорбь. Но радость в Небесах.
6.
Здесь правит скорбь. Но – радость в Небесах.
А между – в непрерывном мельтешенье
Роится над собором черный страх
Из легионов духов противленья.
В молитвенную яркую струю,
Крючки нацелив, хоботы и клешни,
По-воровски с опаскою снуют
И – прочь… назад, о чистоту ожегшись.
Как жуткая злобА их давит всех,
Следящих вертикальными зрачками
Вслед ангелу! А под его крылами
Ввысь устремился новый человек.
Сейчас он завершит свою дорогу
У Светлого Престола и с восторгом.
7.
У Светлого Престола и с восторгом
Душа предстанет на хребте волны
В приливе звезд, чей ясный свет исторгнут
Из бликов вечереющей Десны.
И на причал духовного Трубчевска,
Чтоб сына успокоить и простить,
Смотри – отец и мать сбегают вместе…
Но сын успел их облик позабыть.
Мужайся, коль пронесен ты сюда,
Еще недавно, сам того не чая,
Сквозь шестерни, горящие очами!
Ах, Боже! Не воздай ему суда!
И это наше горестное «Ах!»
Архангелы возносят на крылах…
8.
Архангелы возносят на крылах
Объем сиянья Нового Завета.
И к свету по ступеням хрусталя
Пошли чредой в количестве несметном
Бессмертные. И грохотом литым
Взошел призыв: «Ко мне ступайте, дети,
Где сумма широты и высоты
Возведена в квадрат тысячелетий!»
И вот пред ними распахнули дверь
Четыре огнекрылых исполина –
С лицом Тельца, Орла и с ликом Львиным,
И с Юношеским. Но в движенье сфер
Парит благословляюще над ними
Раскрытый том с листами золотыми.
9.
Раскрытый том с листами золотыми
Закрыл священник. А потом отпУст
Молебников под крест неодолимо
Позвал. И храм уже был полупуст,
Когда по огонькам метнулся ветром
«Ой, людечки! Сюда!» – нежданный вскрик…
Ведь там, в притворе умер незаметно,
Не, встав с колен, неведомый старик.
И к выходу под чей-то там причет
Его несли распахнутою книжкой,
А следом мелочь подбирал вприпрыжку,
Как милостыньку, местный дурачок…
(Век не внесет сей факт наверняка
И на скупую строчку дневника).
10.
И на скупую строчку дневника
Горючей искрой капелька упала –
Ребенку все не верится пока,
Что этой ночью дедушки не стало.
Уходят в небыль сказки перед сном,
Рыбалка, – все, что памятно и мило
От деда. И – плевать что бы о нём
Соседки за глаза не говорили!
Выходят буквы криво и неловко,
Но в вечность простирается строка –
Там Вседержитель терпит нас пока…
И вот уж на склоненную головку
Ложится, ободряюще легка,
Возникшая из пламени рука.
11.
Возникшая из пламени, рука
Урока ради
из земной юдоли
На время мое зренье извлекла
И повела вдоль длинного застолья.
Я изумлялся: сколько же тут есть,
Кому по прежней жизни рай не светит?..
Но, более того, достойных здесь
Не всех за Божьей трапезой я встретил.
Равны – разбойник бывший и Святой.
И вместе с тем никто не обезличен
Ни титулом, ни званьем и не кличкой,
Ни чем иным, надуманным. Зато
О сколько ж на земле пороков мнимых
Раскаянной души вмещает имя!
12.
Раскаянной души вмещает имя
В графу расхода на кровавый лист
От века всякий раз невозмутимо
Железный парень – материализм.
Он любит массы зрением и слухом,
За то, что ими так легко вершить.
И что там – благодать Святого Духа
Ввиду в толпе отсутствия души!
Но вдруг один из строя – был таков,
Рванул. И следом пуля полетела.
А он бежит, свое оставив тело,
Туда, где отмечает вечный кров
Средь черноты желанная звезда
И точкой закрепляет навсегда…
13.
И точкой закрепляет навсегда
Итог последним выдохом: «Простите!» –
Победу... И от смертного одра
С позором убегает искуситель,
Дабы бесславно завершить полет,
Зависнув черной лампою над бездной,
Где засыпает пьяный за рулем,
И закипает драка у подъезда,
Где в ожиданье скорого конца
Так тускло и с такой тоской бездонной
Луна косится из окна притона
Полуприкрытым глазом мертвеца:
Повымрут все – кто вымолит тогда
Отсрочку дня вселенского суда?
14.
Отсрочку дня вселенского суда
Достойны ль ожидать мы в настоящем?
И что сулят грядущие года,
Покуда мир в умах своих обрящем?
Не часто под скупой завесой слез
Такие открываются глубины –
В небесной келье, куда вхож Христос,
Молись о нас, о, старче Серафиме,
Чтобы могли прощать воров и нищих,
Пусть даже и рискуя головой.
Ведь, где любовь спасает одного, –
От одного спасутся сотни тысяч,
Поскольку рай для многих невозможен,
Когда – под ношей страшною безбожник.
15.
Когда под ношей страшною безбожник
Впервой за столько лет вступает в храм –
Повинная душа и знать не может,
Как четко разделяет пополам
Вселенную: мир видимый и – горний…
Здесь правит скорбь. Но радость – в Небесах
У Светлого Престола. И с восторгом
Архангелы возносят на крылах
Раскрытый том с листами золотыми.
И на скупую строчку дневника
Возникшая из пламени рука
Раскаянной души вмещает имя
И точкой закрепляет навсегда
Отсрочку дня вселенского суда…