Что ж, покройся пленкой, замотайся в кокон и смотри украдкой на стабильный быт - твои слёзы больше не плавят сердце, не шипят во мне, как сухой карбид, ведь тебя ни рядом и ни где-то близко, ограничь пространство и убей, весна! Но проходит боль, и я снова в форме, и на ветках снова растёт листва,
И я снова буду улыбаться только от одной лишь мысли, как тогда с тобой мы тайком скрывались от ненастья где-то среди улиц гетто под шальной грозой, как я спал, в руках удержать пытаясь легендарный зонтик, что нас спас от стуж, и тебя, такую безызвестно малую, но такую тёрпкую от донецких луж.
Тебя, выжженную и лёгкую, как июньский пух, как фарфора холод и молочная гладь, невозможно внутрь маленькой порцией или сверх кожи слоями втирать, принимать только залпом, литрами, пинтами, чтобы пятнами застилались зрачки. Тебя, пламенно-красную диву, не спасут ни одни врачи.
Что ж, покройся сажей и пеплом, сизость дыма больше не скроет ран. Я - остаточный слой из серы, я упрямый, как гиссарский баран, меня гнёт и крутит эта память вёсен, проведённых вместе и без тебя. В твоём арсенале хватает блёсен, ведь ты так умело можешь подсекать,
Кидать чуть остывших лихих марлинов на солёное дно и пускаться в пляс - из тебя бы вышел нехилый гопник, но чего-то ты выбрала баркас. Из морских пучин до глубин космических ты одна смогла меня обуздать, и теперь ты не капитан моей личности, ты обезумевший пират,
Размахнулась, взвилась по канатам к реи и глядишь с ухмылкой на свою корму. Поражаюсь, как ты смогла удержаться на таком плаву? Я уже тону! Как теперь жить дальше расскажет ветер, он в твоих парусах гудит навзрыд.
Ну а я сегодня
Замотаюсь в кокон
И украдкой буду
Проклинать свой быт.