Тот кричит, мол, бежать,
кувырком под кровать –
он пытается детские годы нагнать,
говорит мне, мол, ты ошибаешься, брат,
можно спрятаться
под одеялом,
как прятались прежде.
Говорит, повезло,
если живы ещё,
говорит, хорошо,
если ранен в плечо,
а не в сердце,
не в лёгкое,
в чуть подубитую печень.
Но зачем нам лелеять надежду,
будто станет хоть капельку легче?
Значит, надо бежать
кувырком – под кровать,
да под тёплое
тёмное,
лгущее нам одеяло.
Говорю: повезло,
простояли назло
ночь и день под ветрами
и солнцем.
Может, надо бежать –
но по кромке ножа,
чтобы выбежать к морю
и снова дышать этой солью.
Да, я знал хорошо,
что лежать
без движения под одеялом,
почти что не больно:
я сам долго спал,
убаюканный чьим-то дыханьем.
Но потом начинается холод
приходящих ко мне из завтра
ядерных зим.
Дыхание вдруг исчезает,
и ты остаешься один.
И, чтобы не быть одним,
чтоб завтра не было былью
столь страшной, как мне приснилось,
без гари и дыма,
я вылез из-под кровати,
расправил некрепкие крылья.
И стал для тебя серафимом.