1. Начало сказки
Я выхожу на сцену
и начинаю рассказывать
сказку про бабу Ягу.
А там сидят гусельники
развесёлые, песни поют.
Моё внимание
переключается на гусельников
и на себя любимую. Я говорю:
— Ай вы, гусельники развесёлые,
слушайте сказы печальные,
сказы веские,
о том как ни жена, ни невестка я,
а бедняжка
и мухи садовой не забидела,
человека не убила, не обидела,
тихо, мирно жила,
никого не трогала,
ходила лишь огородами,
ни с кем никогда не ругалась,
в руки врагам не давалась,
имя своё не позорила
и соседей не бранила, не корила.
Но почему-то муж меня бросил,
а любовник характер не сносил,
убежала от меня даже собака,
и с царём не нуждалась я в драке,
он сам со мною подрался,
как залез, так и не сдался.
Вот сижу брюхатая, маюсь,
жду царевича и улыбаюсь.
А вы, гусельники, мимо ходите!
Проклятая я, аль не видите?
Гусельники плюют на пол
и уходят, освобождая сцену.
Я, оставшись наедине со зрителями,
вещую:
— Сказка сказке рознь,
а эта берёт начало
из другой, читай о том
«Как богатыри на Москву ходили»
сначала.
2. Баба Яга на Луне
Было дело, закинул
Илья Муромец бабу Ягу на Луну,
так она там и лежит ни гу-гу.
Ан нет, зашевелилась,
собрала косточки, разговорилась
матершиной да проклятиями
в сторону богатырей и Настасии.
Но как бы бабушка ни плевалась,
над ней пространство
само насмехалось:
одиноко вокруг и пусто,
ни волчьей ягоды, ни капусты,
ни избушки на курьих ножках.
Села бабка: «Хочу морошки!»
Но ни морошки, ни лебеды,
ни ягеля,
ни куриной тебе слепоты.
Стало бабе Яге тоскливо,
окинула взглядом блудливым
она пространство Луны:
«Пить охота!» Но до воды
надо идти куда-то.
Шмыгнула носом крючковатым,
проглотила водорода
и попёрлась пехотой
куда её злые глаза глядели:
океаны лунные, мели
и неглубокие кратеры.
Что же они там прятали?
А скрывали они Хлыща,
разбойничка Кыша и Малыша
ростом с гору:
те сидят, едят помидоры
да в картишки играют.
Бабка в шоке, она шныряет
к старым своим дружкам:
— Здрасьте, родимые, вам!
Разбойники: «Год который
на нашем дворе, бабуся?
Тебя каким ветром, Ягуся?»
— Меня сюда забросил Илья.
А год какой? Не помню сама.
Вы должны же быть в аду.
Где мы? Никак не пойму!
— Гы-гы-гы! — ржут детины. —
Мы мертвы, мы духи! — и вынули
большую книгу амбарну,
открыли. — Вот печечка, баня
и домик на курьих ножках,
а это Микулы сошка.
Так, так, а где ты, Ягуся?
Вот, лежишь кверху пузом
на той стороне Луны. Чи сдохла?
— Да нет, стою, не усохла.
— Ты призрак! — регочут детины. —
Лови помидор! — Кыш кинул
овощем в бабку Ёжку.
Застрял помидор: немножко
повисел в её тонком теле,
на пыль опустился и двинул
внутрь планетки куда-то.
У бабушки ножки ватны
сразу стали. Старуха
слюну проглотила: «Сухо!»
Села в кратер прямо
и провалилась, будто в яму:
пролетела насквозь Луну,
вернулась к телу своему.
Посмотрела на себя:
вся распластана она.
И заплакала горько-прегорько.
Така у тебя теперь долька!
Летай и не думай плохо.
Охай, ведьма, не охай,
а кончилось твоё время —
размозжил богатырь тебе темя!
А время было такое:
прошлое встало стеною,
а будущее не пришло;
да зло, говорят, умерло
и не воскреснет боле.
Нынче летает на воле
Дух степной и голодный,
ищет уродство в природе.
На корявое деревце смотрит,
порядки свои наводит:
пригнёт ещё больше к земле
это дерево, а по весне,
в три погибели скрутит,
в ствол душу гнилую запустит,
и воскресит
злой каликой перехожей,
та не кланяется прохожим,
лишь в спины кидает проклятия.
Думаю, вы таких знаете.
А баба Яга, на беду,
знала о Духе степном. В дуду
старушечка лихо подула
(и откуда она её она вынула?)
да Дух степной громко позвала:
— Всемогущий, мне тело надо!
Дух прилетел и вынул
волшебную книгу: «Вымя
есть для тебя коровье,
быть тебе, ведьма, тёлкой!»
— С тёлки немного толку,
найди лучше бабу Ольгу,
да чтоб девкой была брюхата.
Мой дух в её плод и впечатай!
Возмутились разбойнички дюже,
заголосили дружно:
— Ах, ты старая, хитрая бабка,
мы тоже хотим в дитятки,
в малышей-крепышей побойчее,
найди нам, Дух, матерь скорее!
Вздохнул Дух, на Землю спустился,
облетел её три раза. Прибился
к самой убогой хате:
там три брата родных и матерь
брюхатая, вроде, девкой;
отец в могиле, и древко
из старого мужнего платья
развевается. «Эх, сорвать бы!» —
шепнул Дух степной и обратно.
Схватил разбойничков в охапку
и летит, их чуть ли не душит —
к хатке земной спешит.
Подлетел к той хате и выдохнул:
мёртвых разбойников выпустил
в головы сирым младенцам.
Ну держись, мать, теперь не деться
тебе никуда от зла!
В дом твой пришла беда.
3. Яга и духи разбойников на Земле
Ой беда, беда, беда!
Летит, свистит сковорода:
сынки в вышибалу играют,
со всей дури как вдарят
по соседским мальчишкам!
Дух с них и вышел.
И пошла дурная слава
от края деревни до края:
«Во дворе у Ольги
три чертёнка и Лёлька
маленькая, но злая:
то кричит, то ругает
страшным голосом мать».
Народ пошёл знахаря звать.
Вот знахарь Егор
к вдове припёр
травы да лампадку
в её хромую хатку.
Подул, пошептал,
злых духов, вроде бы, изгнал
и удалился далеко,
аж в соседнее село,
где и сгинул.
Никто его боле не видел.
А Кыш, Хлыщ, Малыш подрастали,
имена свои взад верстали.
Даже «бабушка Яга»
говорила, что она
не девка Лёлька,
а бабка Ёжка и только!
Их мамка Ольга
терпела это недолго:
собрала котомку да вон со двора,
добралась до монастыря
и постриглась в монахини.
А дети её мордяхами
дел в деревне наделали:
убивали, грабили. Но уделал их
Василий Буслаев с дружиной:
проезжал, было, мимо он,
да кликнули мужики
воеводушку на подмогу.
И помог ведь!
Гадёнышей кинул в подводу
да в тайгу непролазну увёз,
там и бросил их. Лес
закряхтел, зашумел, застонал,
когда богатырь уезжал.
Но Василий всё же уехал,
куча подвигов впереди! Брехал
народ о коих исправно:
— Экий Буслаев славный!
А разбойникам
пришлось в лесу обосноваться.
Избу рубить, это не драться!
Но у бабки помощников куча,
один другого могуче!
Избу срубили. Баньку поставили,
грибников в ней уваривали
да редких калик перехожих.
Разбоями тешились тоже.
Пошла тут дурная слава
от края земли до края
о Кыше, Хлыще, Малыше
да злющей бабе Яге.
До жути народ их боялся,
в тайгу совсем не совался,
хоть и ягода нужна, и пушнина,
да лес: возводить домины.
Род людской совсем загибается.
Мужик плачет: «Доколе маяться
мы будем как холопы?
Надо леших прихлопнуть!»
Решено так решено,
в лес пойдёт одно звено,
а второе послужит прикрытием.
«Грабли, вилы тащите!»
И пошли мужики рядами,
в руках топоры да знамя
из старой отцовской рубахи.
Вот ходи, размахивай,
при на адовых деток!
Услышали хруст веток
Кыш, Хлыщ, Малыш да баба Яга,
берут с поленницы дрова
и идут на крестьян в наступление.
(Всё, закончилось стихотворение.
Ан нет, пошутила.)
Бой шёл с невиданной силой!
Матерились с утра до утра:
рать мужичья на демонов шла.
Но всё хорошо кончается
лишь у тех, кто шатается
по боям да пирищам княжьим.
Не, это усё не у наших!
А нашу мужичью силу
очень быстро свалила
та мала разбойничья рать.
Пахать бы мужам и пахать!
Ан нет, по кустам валяются.
— Чи живы, чи мёртвы? —
разбирается с ними баба Яга.
Печь в красен жар вошла!
Ну вот, ну вот,
снова беден сельский род.
Где брать подмогу
на неугодных богу?
Пригорюнились
крестьяне, обиделись,
трёх прихвостней возненавидели,
а также злыдню Ягусю.
Но вдруг вспомнила тётка Дуся
о русских могучих богатырях:
— Васятка Буслаев на днях
опять с дружиной проскакивал,
мечом булатным размахивал,
бахвалился: нет ему равных!
Гутарил, что подвигов славных
у него, ой, немерено,
всё проверено.
4. Василий Буслаев пытается спасти мир от зла
Спохватился народ,
в Новгород прёт
кланяться, челобитничать,
Василя Буслая на помощь звать.
А тот в Новгороде сидит, бражничает,
медами сладкими стольничает,
да купцам с похмелья морды бьёт.
Молва ходит: «Чёрт Буслая не берёт!»
Народ не чёрт
и в «чёт-нечет»
играть не умеет,
лишь сохою легонько огреет.
Но тут дело тонкое,
в ноги кинулись, звонкими
голосами зовут-взывают,
к совести Буслая призывают:
— Ты поди, богатырь,
да во буйный лес,
там старушка Яга, её надо известь!
А Василь ни мят, ни клят;
попыхтел, побурчал,
оторвал свой взгляд
от мёда сладкого, пива пенного,
поднялся и сказал: «Будет пленная
ваша ведьма Яга да её друзья,
али я не я, иль хата не моя!»
— Ну уж хаты твоей
давно след простыл, —
народ откланялся, отошёл, остыл.
Собрался Вася,
поскакал в тёмный лес;
знал дорогу, сам братву туда завёз.
Нашёл избу на курьих ножках,
слез с коня, идёт в сапожках.
Распахнул дверь дубовую и заходит.
Глядь, а по горнице
лебёдушкою ходит
дева краса: длинны, чёрны волоса;
песни поёт заморские,
пословицы сыпет хлёсткие
да брагу пьяную варит,
сама пьёт и крепость её хвалит.
Но про Буслаева слава дурная
не зря ходит, брага хмельная
дюже на глаз ложится
Воеводушка пьёт, дивится
какой мир вокруг стал красивый:
солнце, поле, кобылы сивы
скачут, скачут и скачут,
какую-то тайну прячут.
И пошёл за ними Василий,
зовёт кобыл. Небом синим
его с головой накрывает.
Упал былинный. В сарае
заперла его бабка.
И к дружине выходит, сладко
зовёт всё войско обедать,
мол, надо бы ей поведать
некую страшную тайну.
— Входите, соколики, знаю
одно верное средство
как получить наследство
из Московской де казны.
В дом идите, там волшебные сумы.
В них желаньице шепните
и казну «за так» берите!
Ох, ты глянь на эти рожи,
совесть их ничуть не гложет:
молодцев чи хлопцев бравых
кучеря-кучеря-кучерявых.
Заходят они в избушку,
кланяются старушке
и в большущие сумы
суют длинные носы.
Бабка сумочки связала,
села сверху и сказала:
«Кто на чужое позарится,
от того природа избавится!»
И печь топить приказывает
Малышу, Кышу. Обязывает
Хлыща тащить воинов к баньке:
— Закатаю их на зиму в банки!
5. Илья Муромец закидывает бабу Ягу на Луну
Но сказка была б не сказкой,
если б чёрт в ней не лазил.
Говорит он Яге: «Погоди,
не уваривай хлопцев, беги
бабуся скорее отсюда,
Илья Муромец едет покуда».
— Покуда это куда?
«Едет Илья сюда,
шеломом своим потряхивает,
копьём булатным размахивает,
говорит, что закинет ведьму
на Луну иль отдаст медведям
на жуткое поругание:
на съедение и обгладание!»
Испугалась старушка:
— Илюшенька едет, неужто?
Да, да, богатырь наш ехал,
за версту его слышно, брехал:
— Один я на свете воин,
(кто же с этим поспорит?)
один я храбрец на свете!
Эге-гей, могучий ветер,
разнеси эту весть по свету,
лучше Илюшеньки нету
богатыря на вотчинах русских!
Ветру вдруг стало грустно:
— Не на пиру ты, Илья,
в лесу бахвалишься зря.
Ну кому это надо: лисам
или полёвкам мышам?
А товарищи твои в беде.
Поспешай-ка к бабе Яге,
та хочет сварить былинных:
Василя Буслая с дружиной;
закрыла она их в амбаре,
скоро в печурку потянет.
Натянул поводья Илья:
— Да я, де, буду не я,
ежели не подсоблю;
скачи, Сивка, друже спасу! —
и калёной стрелой помчался,
а кто б на пути ни встречался,
сёк, рубил даже не глядя.
Сколько ж калик прохожих погадил!
Прискакал наш воин к избушке:
ни разбойников там, ни старушки,
лишь баня красна кипятится.
Илья туда! Там свариться
успели бы храбрецы,
но Муромец опрокинул котлы
и вытащил еле живых.
Каждому дал под дых:
— Не слушай нечисту силу,
не ведись на слова красивы,
эх, бесстыжие ваши рожи,
а ну вставайте на ножки!
Но дружинушка пала,
сопела, не вставала.
Оставил Илюша их тут, а
сам поскакал покуда.
И пока нечисть искал,
забыл, покуда скакал.
Надышался он зелья,
что в бане варилось. С похмелья
слез с коня богатырь и в поле
ловить бабочек. Вскоре
голос услышал с неба:
— Илья, один ты на свете
такой распрекрасный воин;
жаль, на голову болен! —
и смех покатился протяжный.
С Муромца пот сошёл влажный.
Сивка верная друга боднула,
в бока его больно лягнула
и говорит: «Хозяин,
давай отсюда слиняем,
мы ведь ведьму искали;
знаю где она, поскакали!»
Очнулся Муромец Илья,
вскочил на сивого коня
и за бабкой вдогонку!
Лишь стучали звонко
у бегущей лошади зубы,
богатырь натянул подпругу.
Ох, и долго они рыскали,
но всё-таки выискали
лежанку бабы Яги.
Вот Яга, а с ней хмыри
суп из мухоморов суп варят,
сами едят, похлёбку хвалят.
Ой да, старый казак Илья Муромец,
ты приехал в тёмный бор,
конечно, с Мурома;
да и подвигов у тебя тьма-тьмущая!
Но гляди,
сидит Ягуша в ад не спущена.
Достаёт богатырь палицу могучую,
и идёт ей бить да ноги скручивать
у разбойничков окаянных,
у брательничков самозваных.
Как скрутил их всех,
так размахнулся,
закинул на Луну, не промахнулся,
и бабу Ягу туда же.
— Отродясь я не видал рож гаже! —
плюнул Муромец в костёр, суп вылил
и волшебное зеркальце вынул,
посмотрел на поверхность Луны:
там летают четыре души,
призывают кого-то, вроде,
но этот кто-то к ним не приходит.
Не приходит он и не надо.
Век за веком уходит куда-то.
О Яге больше слухи не ходят.
Лишь по улицам калики бродят
и нечисть всякую поминают,
да о том, как Буслаев скакает
и народ зачем-то всё топчет,
а Илюша Муромец ропщет
и спасает мир тридцать три раза,
потому как он боится сглаза
ведьмы бабы Яги.
И ты… себя береги,
не ходи в болота далёко,
говорят, там не только осока.
6. Конец сказки
Но тут наша сказка кончается.
На сцену возвращаются
гусельники развесёлые
и начинают сказы сказывать
с песнями да прибаутками.
Моё внимание снова переключается
на себя любимую
и на гусельников развесёлых:
— Ай вы, гусельники развесёлые,
пошто длинный рассказ держите,
зачем народу честному душу травите,
о чём сказы сказываете,
на какую тему песни поёте?
— Да не стой ты тут,
девица красная,
отвратными помадами напомаженная,
белилами веснушки прикрывшая,
вопросы глупые задающая,
сказы сказывать мешаешь!
— Как же я вам сказы
сказывать мешаю,
когда вы ни слова
о других не обронили,
а всё обо мне да обо мне.
Да, я девушка хорошая:
и дома прибраться,
и по воду сходить,
а ещё и вышивать умею
гладью, и крестом.
А хотите, я вам спляшу?
— Ой головушка, наша голова,
и зачем же баба бабу родила?
Ведь покою нет от их языка
со свету сживающего!
Обиделась я, красна девушка,
развернулась и ушла.
Но гусельники развесёлые
ещё долго пели о бабах русских,
об языках их злющих
да характерах вредных.
А о чём им ещё петь,
мужикам то старым?