Я написал это стихотворение в субботу – прямо в компьютере (обычно начинаю всегда на бумаге), набело, без черновиков и последующих правок – после того, как узнал историю одного из своих льежских соседей-бельгийцев. История, в сущности, бесхитростная, но эти шторы всё время стояли у меня перед глазами – пришлось отложить все срочные дела и «взяться за мышку». Стихотворение получилось на редкость для меня длинным – пять 12-строчных строф! На длинные стихи у меня обычно не хватает – нет, не долгого дыхания, как сказал бы критик, а времени. Но удивительнее всего то, что я за какой-то час-другой, совершенно не напрягаясь, просто набил этот текст, как будто кем-то продиктованный. Чудны дела твои, Господи…
ШТОРЫ
В огромном доме масса безделушек,
ненужных книг и ветхого хламья.
Шкафы забиты грудами игрушек
и сувениров. Из небытия
вдруг проступает на поблёкшем фото
смеющееся женское лицо
и тут же исчезает. Отчего-то
хозяин дома трогает кольцо
на левом пальце, а потом таблетку
нашаривает быстро, под язык
её кладёт и, сев на табуретку,
вздыхает (ибо плакать не привык).
Она была невинным ангелочком,
давным-давно в раскрытое окно
впорхнувшим и свернувшимся клубочком
оставшимся, пока веретено
усердных Мойр их судьбы не смотало
в один клубок. А далее был рай
земной – без тени слёз или скандалов,
преобразивший их промозглый край
в обитель солнца, в южный жгучий город –
Ташкент! По предписаниям врачей
она купила бархатные шторы,
чтоб не сгореть от солнечных лучей.
Хозяин дома долго смотрит в угол,
как будто там, в привычной полумгле,
резвится чёрт. Дождливая округа
стучится в окна. Капли на стекле,
остекленев, скрываются из виду,
ныряют в глубь глухого городка,
в пространства, неподвластные Евклиду.
Нет, то не чёрт – обычная тоска
берёт за горло, заставляя молча
вставать, идти на кухню и во тьме,
тоске зелёной голову мороча,
глотать бурбон и думать о зиме.
Она сгорела вовсе не от солнца –
от рака. Заслонили облака
свет божий так, что к тёмному оконцу
боялись подойти два ангелка –
их дети, сын и дочь. Да, время лечит,
и через год, а может через два,
он встретил женщину, и эта встреча
вернула его к жизни, но едва
сыграли свадьбу, начались раздоры.
Шли годы, и в какой-то буйный год
она сменила бархатные шторы
на лёгкий тюль. Он подал на развод.
Порывом ветра ночь напоминает
о том, что это Льеж, а не Ташкент –
холодный дольний мир, юдоль земная.
Найдя под ванной старый детергент,
оставшийся от предыдущей жизни,
хозяин дома моет изнутри
оконное стекло – то пены брызнет,
то отойдёт и глянет от двери.
Пять-шесть минут – и где ты, боль в грудине?
Тоска ушла из дома навсегда –
оправданные шторы на гардине
опять висят, как в прежние года.
2 апреля 2016 г.
Льеж, Бельгия