Мне так хотелось бы, чтобы глаза всех прелестей,чьими эльфийскими очами открыта вдаль моя Земля,смотрели б только на меня. И сотрясали мои уши гром всех ветров, что так простужен-
-Но гудят в трубе. Они не слушают. А я хочу - не о себе, но о судьбе им жалить зрения. Стихами молча сотворением впустить циклоны им в дома. И та тюрьма, что называется им домом, как сор бросается мне в глаз - больной, что маленький росток Земли, который дубом взовьется в пламени сугубом. Неопалима купина. Я есть война.
Я есть терпение и долг, я молот сотни рук - но вдруг какой-то невдомёк мне гасит пламень, гасит звук. Я мёда сот, сладчайший уст, за стопятьсот, - не продает меня базар. Я жар. Я крик твоих ночей, когда ты весь и весь ничей, о человек. Я двадцать тысяч - а может больше, несуразиц, нелепых мыслей, пошлых сказок, диагноза врачей и масок. Зубодробительных ступеней, что приведут не по-коленье - а рек измёт. Я то, что шепчет проститутка и отвечает бизнесмен.
Я вен по жилам сублимаций неясный ток, я ассигнаций твоих учёт и тлен.
Позволь мне слышать, как забъётся твоё тадам в последний раз, позволь поправить одеяло и рассказать - а вас немало - о том, как право я украла вас представлять на этот час, что вы читаете стихи. Увы, бывает, мда, хи-хи.
Я начинаю - молчать - не вам. Лишь многоточие с построчьем заканчивать сегодня ночью другим алмазам и брелочкам в другой поре, еще не срочной, отдам.