Ты уверена? Что же, давай, доходи
до московских берёз, закрывающих небо
от падших. Крылья скинуты в «был-чемодан» –
он корыстью лихой на Казанском разбит
и хватает за лапы бредущих на запад
собак. Шерсть скрипит на зубах. Раз. Два. Б-бах!
Забираешь в разломы чужих сыновей –
если имя твоё назовут, то признаешь
своими детьми. Вознесёшь и воздашь.
Но герои молчат. «Тоже люди» и
«боже спаси» над толпой, распластавшись,
летят. Отзываются колокола.
Возвращается голос в толпу – через шум
не узнать: то пророк или дразнится эхо
гремящих времён. Что за век на дворе?
Слово «ночь» перестало быть ночью, а крик
не слыхать, если криком его на червлёных
страницах не поименуют. Итог?
Тридцать лет и три года сидел на печи
тот, кто спину крестил уходящему солнцу
мечом. А теперь он устал и зовёт
на восток.
Ты идёшь.