Когда фонари качались, как будто кадила
и на плёнке виднелись кадры непрожитых дней,
слёзы в руках волоча, она приходила
и долго вздыхала, что ей оживать всё трудней.
Она уже знала: птицы не долетели.
И говорила об этом ровно, без запятых.
Но больше её зрачки уже не потели.
Голос совсем не дрожал, как раньше. Просто затих.
Мы могли бы быть вместе. И, кажется, были.
Ладони её раздвигали, как тюль, горизонт.
Она возникала из снега, ливня и пыли.
И надо мной раскрывала себя будто зонт.
Она входила. Музыка падала на пол.
И на потолке проступали ворота зари.
Пахло приливом. Я не забыл этот запах.
Только молчал, вместо того, чтоб просить: говори…
Там, где она обитает, сильным не выжить.
И озеро снов рассекает пустая ладья.
Можно полнеба отрезать, сбросить и выжечь,
но там её нету, а есть только осень и я.