В шкафу, в унылой пожилой шуфлядке,
Где было сыровато и темно,
Лежали - не сказать, чтоб в беспорядке,
Но ...не любовно сложены, давно
Лежали без тепла и света,
Забыв, как выглядит весенний день,
Часы, магнитофонная кассета
И прочая другая дребедень.
В привычной притупившейся печали,
Устав от бесполезности бесед,
Понурые и мрачные, молчали,
Кто месяц, кто и пару долгих лет...
И в этой полумёртво-полусонной
Компании, прижав к стене бочок,
Который день, молчанью удивлённый,
Страдал-грустил мобильник, новичок.
Он был весёлым и певуче-звонким.
Служил хозяйке восемь лет и зим,
Послушно подчиняясь пальцам тонким,
Пока однажды вдруг не стал ...немым.
И вот - лежит теперь с потухшим взглядом...
А ведь светиться изнутри привык!
(Две потемневшие монеты рядом,
Брелок и тощий ржавый ключ-старик).
Ему б залиться снова звонкой трелью
И вибро станцевать бы на столе!
Но... в ящике, насквозь пропахшем прелью,
Лежит, забыт-заброшен, в пыльной мгле...
Немой. Но он - живой! И сердце бьётся
Исправно батарейное в груди
И верит, что она к нему вернётся,
Стучит с надеждой: Не сдавайся, жди!
До слёз порою жалко и обидно,
Когда ...шаги, и - мимо, в тишину...
А эти неприветливо-ехидно
Ухмылкой мерзкой скалятся: Ну-ну...
Но телефон всё ждал! И как-то летом
Желанное случилось чудо вдруг!
Пахнуло чистым воздухом и светом,
И - вот оно, тепло знакомых рук!
И голос, милый и родной до боли!
- Привет, старик! Ты нужен. Выручай!
Он вспыхнул ярко, вздрогнув поневоле -
Не выскользнуть бы на пол невзначай.
И сердце-батарею как-то резко
Пронзило током! Кнопки во всю прыть
Стучали! И - умчалась эсэмэска!
Он не подвёл! Он смог! И счастью - быть!
Немой, но гордый, потому что - нужный!
Он, весь светясь, победный бросил взгляд
Туда, где бывшие соседи дружной,
Но безнадёжной кучкою лежат.