Разрываю зубами в клочья
покрывало собственной плоти.
Бесконечно холодной ночью
ЧТО-ТО вдаль навсегда уходит
и бросает меня в пустыне,
на кресте оставляет сохнуть
в одиночестве на чужбине,
с пожеланием тихо сдохнуть.
Это ЧТО-ТО во мне живое,
что в душе моей раньше было,
что теперь диким волком воет
мне о том, что душа прогнила:
распадается, исчезает,
разбирает меня на части,
окисляется, выгорает,
как с годами ржавеет счастье.
Ночь приходит распутной стервой,
размалеванной алчной сукой,
расщепляет на атомы нервы,
каждый миг превращает в муку.
Тают мысли на дне стакана,
шилом в сердце фехтуют черти.
Весь я словно открытая рана
в ожидании скорой смерти.
Пали стены Иерихона,
сгнило всё, что когда-то рождалось,
в предвкушении Армагеддона
душ живых уже не осталось.
Контрапунктом во всём звучит вечность
(пред которой падут наши кости),
не сумевшая предостеречь нас,
что мы ЗДЕСЬ - не свои, а гости.