Я могу беспрестанно скулить
и натура моя щенячья,
будет слизывать с твоих рук
непомерную сильную дрожь.
Внутри глаз раскаленная нить,
если страждущий да обрящет;
Почему в начале весны загнивает златая рожь?
Почему мне так больно смотреть,
на глаза
на глаза людские,
почему мне так больно смотреть,
проживая чужую скорбь.
Говоришь,
смерти вовсе нет,
и не прячут глубины морские,
и не прячут далекие звезды
мой сосновый дурацкий гроб.
Говоришь,
это вовсе не смерть,
это просто еще один путь,
закрывай глаза и смотри
в непроглядную черную глубь.
Если долго и честно смотреть,
ты раскрошишься изнутри
ты увидишь там что-нибудь.
Говоришь.
Говоришь.
Говоришь,
и стучит беспрестанно сердце,
и стучит, и гоняет кровь.
Я боюсь ту немую тишь,
как когда умирает ребенок,
как когда не хватает слов.
Я тяну неизменную песню,
я на ту же луну вою,
люди ищут, аукают счастья
каждый слеп и болезненно пуст.
Я брожу по пустому поместью,
ярко - красным от липкого зноя,
затуманенным, выжженным взглядом
я ищу пламенеющий куст.
Ведь когда - то, мне станет не страшно,
все сольется и встанет на место,
перестанет щемить под сердцем,
перестанут слезиться глаза.
Каждый страждущий да обрящет.
Мне так мало,
так мало света.
Я никак не могу согреться,
не могу не смотреть назад.
Да, когда то мне станет спокойно,
я уставлюсь невидящим взглядом
на безмолвные точки звезд.
Ты скажи, что мне будет не больно.
Ты скажи, что бояться не надо.
Ты скажи, это все не всерьез.