Сидел за письменным столом дубовым,
Терзал свои творенья и мозги,
Где шла война: две мысли из бредовых
В плен взяли логику, бунтовщики.
Внезапно вспомнил: Воланд как-то брякнул,
Что рукописи вовсе не горят.
И я решил - вот дал же бог характер! -
Устроить им проверочный обряд:
Не просто так поджечь стихов тетрадку, -
Там, где они плодились, словно тля,
А протокол заполнить для порядка
На бланке, чтоб печати, вензеля...
Был создан комитет авторитетный
Из мрачных бюрократов и меня...
Камин пылал, багровый в час рассвета,
Но яро требовал ещё огня!
Его мечту о буйстве ублажили:
Труба гудела, будто бил набат,
Все строчки от нагрева болью выли
И строились видениями в ряд.
А в том ряду - козявки и букашки.
И жухлые картинки-ассорти...
Так захотелось вдрызг напиться бражки
И убежать в костюме травести.
Что рукопись? Лежала безмятежно,
Не собираясь в углях даже тлеть,
Но чувство – на Земле я самый грешный –
Глазам не позволяло вкруг смотреть.
А я на "это" думал, что шедевры...
Да пропади всё пропадом! Гори!
...И столб огня, направленный по нерву,
Спалил легко тетрадь на раз, два, три...