Скрипач, обычный малый, устроился на сцене.
Он шёл сюда с надеждой, добрался и заплакал.
По теням серых зданий освобождённой Вены
Пришёл на праздник тризны - туда, где славы алкал.
По обгоревшим стенам ещё сочились ноты,
Стихающим стаккато потрескивали угли.
По сцене шли солдаты, бойцы погибшей роты,
Им строевую песню высвистывали пули.
А в оркестровой яме в пыли лежала скрипка,
Потёртая в ожогах, но всё таки живая.
Застывшая на деке нелепая улыбка,
Как будто извинялась, что вывела кривая.
...И взгляд остановился, и потянулись руки,
Коснулись пальцы нежно, не причиняя боли,
Чуть потемневшей кожи и, словно акведуки,
Целительной прохладой наполнили юдоли.
Смычок он здесь же рядом не может быть иначе,
Скрипач соединяет разорванные судьбы.
Взметнулись в небо звуки с щемящим душу плачем,
О, как она рыдала, как целовала в губы
Великого маэстро волшебника и мага!
И он, отдавшись чувствам, не сдерживал эмоций.
Здесь прежде не бывало подобного аншлага,
Вокруг стояли люди, кричали: "браво Моцарт"!
Он - бог, на пике славы, триумф, шумит галёрка,
Овации в партере, в программе - только соло.
И доносились звуки в забытую гримёрку,
Где свастика дымилась, едва касаясь пола.