И снег, и фонари слепят мои глаза,
И звёзды мечутся на ветках, будто иней.
- Кто ночью в Царское? Извозчик! Кто же "за"?..
И сани делятся, как хлеб, между своими.
Ахматова и Гумилев - им ночь светла!
Но нам-то, нам-то всем какое дело
До закоулка в парке Царского села
И до скамьи, где Анненский сидел там?
Любил сидеть... Его любимая скамья...
Там чья-нибудь сейчас фигура седокудра...
В "акмеистических санях" как будто я.
Обратный поезд в Петербург уходит утром...
Отяжелел сугроб - замёрзший Мандельштам,
Городит чушь про птиц лубочный Городецкий.
А мы уже не здесь, но и ещё - не там,
Где монархизм живёт в воспоминаньях детских...
"Коль славен..." заменил "Интернационал".
" А у "Двенадцати" такая подоплека,
Что словно он Христа повторно распинал!" -
Затравит Гумилев застенчивого Блока...
И будет страшен мир и отчуждаем Блок,
Расстрелян Гумилев с последней папиросой.
Нам на миру и смерть красна! И каждый лёг,
Столь жертвенно прервав "проклятые вопросы"!
И слезная купель сквозь огненный фонтан
Пробьется Божьей правдой, Словом тем же...
А мы ещё не здесь, но и уже - не там,
И сани унеслись к скамейке опустевшей...