Вокруг лишь камень да песок,
О, как сжимает боль висок!
Её всесильная печать
Меня заставила молчать.
Арены круг и ветх и мал,
За праздник приняв карнавал
С тобою мы в него ступили,
Как вдруг нам очи отворили.
Я жажду крови ощутил,
Отпив воды- не утолил,
И в муке проведя лишь час,
Узрел разврат зелёных глаз.
Она была в атлас одета,
Имела грацию атлета,
О кой слагают песни звонки,
В краях далеких Амазонки.
Средь облака песчаной пыли
Ладьи волшебных специй плыли.
Туманом взгляды наполняя,
Огонь желания возжигая.
Но что-то дикое во взгляде,
Не удалось укрыть в параде,
Видений красочных и грёз,
Навеянных сияньем роз.
Улыбка вдруг сошла с лица,
Ведь ты узнала беглеца,
Что прежде, брошенный в подвал,
Тебя во мраке целовал.
Не окаймляли украшения
Тогда порочные движения,
Представив негу красоте,
Наш род манящей наготе.
Я был тогда мертвецки пьян,
Когда в свой нищенский кальян,
Ты тайно подмешала кровь,
Волья в меня свою любовь.
Тогда я разум потерял
И тонкий стан рукой обнял,
Отвергнув следствия решений,
Поддавшись натиску прошений.
Но горек оказался плод,
Опутанный волной дремот,
Вновь слышал смех подобный грому,
Сознание погрузивший в кому.
Приблизившись к тоски подножью,
Я был окутан ее ложью,
Приняв обличие раба,
Под сводом алого гроба.
Но как-то раз был прерван миг:
Пронзил завесы дыма крик,
Когда развеялся туман,
Что нагонял на взор дурман.
Твое лицо было надменно,
Что прежде плакало забвенно
Когда тебя я проклиная,
Стремился вновь к воротам рая.
Но как пленителен и сладок
Запретный плод в тени загадок,
Что вновь и вновь пленяя душу,
Твердил во мраке:" Все разрушу."
Я был ужасно поражен,
Но все же страхом воскрешен.
И бросившись в объятья смерти,
Сбежал из этой круговерти.
Теперь с тобой, герой страданий,
Столкнулись в сумраке мечтаний:
Хотел я жажду утолить,
А ты желал ее любить.
Клинки сошлись в безумной схватке,
Дрожали веки в лихорадке,
Пока проклятья ночных сов
Будили в памяти злой зов.
И в гладиаторском бою
Я жажду крови утолю.
Чтобы души стальную твердь,
Не смела потревожить смерть.
Когда клинок вновь обагрится,
Тоска с средь капель растворится,
В потоке брызнувших из глаз,
Солёной правды скорбных фраз:
"Меня убив счастливей станешь?
Себя во снах ты не обманешь!
Я буду грезится во мраке,
Любовью начатой атаки,
И заберу тебя с собою,
Когда к живым вновь путь открою!
Блажен лишь тот, кто госпожи,
Судьбу разделит у межи
Когда пронзив больную грудь,
Укажет к сердцу легкий путь
Чтобы пресытившись любовью,
Она забрала плату кровью!"
Но странно: страшное проклятие,
Сулившее врагу распятие,
Меня отнюдь не угнетало,
А сладкой песней согревало:
«Ты тайный смысл не поймешь,
Ведь очень скоро ты умрешь.
Но я пред тем как страх забыть,
Тебе попробую открыть,
За что в урочный злобой час,
Судьба борьбой судила нас.
Твой скорбный вид знаком до боли-
О сколько этой черной крови,
Я словно ты из чаши пил,
Пока огонь не покорил.
Взгляни на лик, что искаженный,
Завис над бездной, отрешенный,
Направив взор свой на арену,
Где мы глотаем кровь и пену.
Неужто жаждешь ты как прежде,
Припасть к алеющей одежде,
Кровавой гарпии что рада,
узреть тебя в пыли парада?
Взгляни на полчища вельмож,
Из них никто уж не похож,
На человека, зло смеясь,
Отравы требуют, глумясь.
Я первый был средь приближенных,
Шептанием сладким оглушенных,
Но брошен был с тобой на бой,
Лишь пожелав найти покой.
Когда придешь в тяжелом сне,
В моей безрадостной весне,
Тебя в глубинах грёз вновь встречу,
И на вопрос любой отвечу."
Сказал и понял в тот же миг,
Что льется над ареной крик,
Когда ты поняла: От чар,
Стал вдруг свободен янычар.
Было мертво немое тело,
Вот только в сети не хотела,
Душа к тебе стремясь лететь,
И славу страсти скорбной петь.
Над головой воздев клинок
(я так устал и одинок)
Пред взором гневным красоты,
Взращу кровавые цветы.
Встречай меня, сражённый брат,
Ужели видеть ты не рад,
Меня оставленным без сил?
Я лучшей доли не просил,
Пролив на землю свою кровь,
Изгнав из вен груди любовь.
Во мраке тёмных стен Аида,
Свела нас вновь во снах Фемида,
Чтобы в урочный ею час,
Забыв про власть зеленых глаз,
Два брата крещенных в крови,
Простили дух за грех любви.