В 1987 году мой друг Саша Тарлинский пригласил меня на свадьбу. Будущую жену звали Лида, она была блондинка, старше него, работала бухгалтером в большом универсаме. Помню как она два или три раза доставала нам какие-то дефицитные продукты. Бразильский кофе, индийский чай, финский сервелат, венгерское вино, ещё что-то... Шурик парень тогда был неплохой, шустрый, с талантами, но эта Лидка в итоге его сгубила. Первая попавшаяся ****а. Он от неё в снег плакать выбегал. Прямо во время пьяной свадьбы. Мы с моей Таней купили букет цветов, может быть был и подарок, скорее всего, подарок был. Супружница-то моя бывшая всегда была сторонницей исполнения обычаев и предрассудков. Итак, моя Татьяна надела своё лучшее платье в тёмных цветах, туфли на острых каблуках и мы отправились. Я был в прекрасном расположении духа, не просто гость, но свидетель!
Жена его, Лидия, я и сейчас её прекрасно помню, оказалась именно «вампом» из общежития. Девушкой того типа, который в изобилии тогда встречался на танцах, деревенских дискотеках и в пьяных компаниях. Свадьба в России всегда вещь крайне двусмысленная, так как обычно невеста не отказывает себе в удовольствии пригласить, по меньшей мере, одного человека из прошлого. Видимо, считая, что имеет на это право, так как прощается именно с прошлым. По мере того как гости, невеста и жених напиваются, прошлое так перемешивается с настоящим и будущим, что времена приходится насильственно разъединять.
У друга моего отрочества Сашхена была именно такая свадьба. Невеста со сбившейся фатой, провинциальный ресторан "Молдавия" на краю города, катушечный магнитофон, вместо живой музыки, немного шампанского, море водки и человек из прошлого, мрачно сидевший на краю свадебного стола... Таня и я, бегущие по снегу за плачущим 25-летним Александром... Мы вернули его, успокоили, напоили ещё сильнее. Подошла обеспокоенная, взрослая Лидия. У неё был виден живот. Мы ехали в такси и обсуждали случившееся. Я считал, что случилась трагедия, катастрофа, что, не успев начаться, семейная жизнь Сашки рухнула. Куда более умудрённая жизнью Таня сказала, что отоспятся — и будет всё в порядке... Помню, я не соглашался... Из всхлипываний товарища моего я понял, что люди из прошлого Лидии беспокоят его далеко не в первый раз...
Прошли годы. В декабре 2015 года мы с Таней сидели у неё на чистой кухне — за окном зима, — и я задавал вопросы, а она отвечала. Кто умер, кто жив. Оказалось, покончил с собой мой техникумовский товарищ Паша Исакин. Он окончил танковое училище и дослужился до майора, был уволен, сильно пил, трудился рабочим на Химзаводе. Покончил с собой из-за жены. Людка его («...помнишь, хромая такая, с палочкой ходила, рядом жила») всю жизнь его мучила, он её с солдатами заставал, когда в гарнизоне в Средней Азии служил. «Б... оказалась», — вздохнула Таня.
— Слушай, а Сашка-то живет со своей? У них с самого начала всё пошло плохо, плакал он тогда на свадьбе-то...
— Да давным-давно развелись. С матерью живёт, недалеко тут от нас, внука воспитывает.
— Внука?
— Ну да... У него тоже не заладилось с женой, а внук хороший, больше с Сашкой и с прабабушкой живёт. Сашка к нам часто заходит. Вот, правда, что-то давно не был. Как раз бутылку оставил водки. «Пусть, говорит, стоит, Димон приедет, выпьем».
— А что он делает, где работает? Он же музыкантом стать хотел.
— Реставратором работает, церкви реставрирует, — сказала Таня. Подумала. — Во всяком случае, так говорит. Думаю, врёт для солидности. Я его тут в нашем районе случайно летом видела. Идёт, вёдра с краской несёт, и рядом такая же рабочая братия тащит стройматериалы. А какой-то чисто одетый кавказец на них прикрикивал. Разнорабочим, думаю, трудится. Он меня увидел. Но отвернулся немедленно. Ну, я не стала его окликать, не хотела в краску вгонять.
На следующий день было воскресенье. Я попросил Таню позвонить Сашке. Я ни с кем не повидался, не хотел, но вот с ним решил увидеться. Что из этого вышло? Вышло, что к телефону подошла его мать, она сказала, что Сашка умер, погиб, упал с лесов. Мать Сашки считала, что его столкнули с лесов. Там работали и зэки, кому-то он чем-то досадил, и вот отомстили. Татьяна была в ужасе. И терзала себя за то, что отказала Сашке в глотке водки:
— Он бутылку принес, а я его коньяком угостила, у нас немножко оставалось. Бутылку «Пшеничной», он сказал, «Таня, выпьем, когда Димон приедет. Ты её в шкаф поставь».
Я поставила. А когда уходил, уже в дверях говорит: «Тань, выпить ещё хочется, налей мне сто грамм, а бутылку я другую куплю». Я ему отказала, сказала: «Хватит тебе, Саша». Он и ушёл, смущённый. Надо было налить ему сто грамм, но кто же знал, что это его последний был к нам приход.
Грустная судьба. Теоретически, Сашка мог бы стать Джоном Ленноном каким-нибудь. Он хорошо играл на гитаре. Особенно отчётливо знал репертуар Окуджавы, Городницкого, Визбора. А получилось, что лысый, обрюзгший чернорабочий упал с лесов...
(Написано в творческом соавторстве с Эдуардом Вениаминовичем Лимоновым)