1
ЛАВРАТ
Юноша брел по широким бульварам,
Речи прохожих охотно внимал.
Воздух, пропитанный сладким отваром,
Тягот мучительных не предвещал.
Он будто спал и во сне этом странном
Лица прохожих не мог распознать.
Город, лежащий в дымке туманном,
Сердце объятьями смело сжимать.
*
Аллен ловил косые взгляды
Непонимающих людей,
Чьи скучно – серые наряды
Пели в свете фонарей.
А уличный уют острога
Пьянил, тепло дарил шагам.
Детишки вежливо дорогу
Здесь уступали старикам.
*
Красивые шагали дамы,
Улыбались, сторонясь.
Цвета одной унылой гаммы
Танцевали, веселясь.
*
На бульварах, в ночь одетых,
Звенела песня медных труб.
К небу тёмному сонеты
Летели с вдохновенных губ.
Мелькали магазины, парки,
Костюмов строгих череда,
Дома, таверны, скверы, арки,
Фонтанов звонкая вода.
*
Дразнил Аллена терпкий запах улиц,
Пропитанный дыханием морским.
Не лицезрел пустых надменных «куриц»,
А сигаретный нежно-синий дым
Тянулся ввысь рукою живописца,
На ватмане чертящей облака.
Аллен собрать пытался по крупицам,
Что помнил о себе наверняка.
Ему, бывало, слышать доводилось
В снастях скрипящих штормовой мотив.
Он гнев судьбы, смеясь, встречал, как милость,
Пил залпом боль, как пьют аперитив.
Но прям сейчас он ничего не помнил –
Веслом как трахнутый по голове,
Которое на брег неспешно волны,
Играючи, заслали синеве.
Без ответов маячили вопросы –
На прошлом стыл таинственный покров.
Луна безмолвно распустила косы
И теплый летний вечер пел без слов.
На нем была рубаха арестанта
Иль просто серый рваный балахон.
А может быть бродягу-музыканта
Затрещиной заслали за кордон.
С тоской к портовым выпивалам
Аллен самозабвенно подходил.
Они болтали говором бывалым:
«Мужик, вчера ты сильно перепил!»
И ржали, точно пьяные гиены,
Не знавшие его аборигены.
Бродяга падал на колены,
Прося глоточек горькой пены.
Напоили, назвали братом.
Земли же эти, гордо - Лавратом.
*
- Что есть такое, ваш Лаврат?
Звучит все как-то глупо это.
Дедуль, ты что, дегенерат?
Быть может, я на юге где-то?
Чужая это что ль страна?
Но ты твердишь по-ригорисски,
И в море солона волна.
А это что? Пожалуй, виски.
Старик, а ну-ка отвечай,
Куда нелёгкой я заброшен!
- Ты не ори, не глух я, чай.
Ишь, нет конца твоим вопросам!
Раздался смех, незлой и громкий.
Аллен пошёл на тротуар.
Духов девичьих запах тонкий
В крови его зажёг пожар.
Пацан шагал не при параде,
Как говорят: «не ком иль фо».
Будто век сидел в засаде
И штопал там свой балахон.
Разило в воздухе развратом,
Табачным дымом и вином.
В толпе друг друга крыли матом
И наградить могли «лещом».
До драк и ссор не доходило,
Все было добро и смешно,
И может быть, как будто мило,
Но больше страстно и грешно.
Плещась в вине полусладком,
Тут целовалась молодёжь.
Пестрели яркие палатки
И праздничный стоял галдёж.
*
Всем дарили шоколадки,
Жадно ели их ребятки.
В толпе Аллен терялся -
Сладкой плиткой забавлялся.
Он был голоден безумно.
Дети баловались шумно.
- Что за мантия, мой друг? -
Вопросили парня вдруг.
- Ты в ней чокнутый такой.
Но Аллен махнул рукой:
- Сам не знаю я откуда!
Посмеялись: «Эх ты, чудо!»
- Что за праздник здесь у вас?
- Пятничный веселья час.
Слышишь, как гремит салют?
В пятницу везде нальют!
Вот тебе бутылка эля.
- Ну, спасибо, в самом деле!
- Ты теперь навеселе.
Вот тебе ещё желе.
- Ну а где б поесть бекона?
- В забегаловке зелёной
У заросшего пруда.
Там накормят завсегда.
Будешь сыт ты и доволен.
Звать-то как?
- Аллен Моркомен.
*
Неясным и мутным сознанием
Охваченный паренек
Вошел в нескладное здание,
Зеленое, точно сверчок.
Оно было слегка фентезийное
И немного склоненное вбок.
Состояние то ль аварийное
То ли строитель упаси бог.
Вдохновляющий запах баранины
Заставлял полюбить этот мир.
На табличке Аллен одурманенный
Прочитал: «Баклажан. Трактир».
*
В зале тотчас всё затихло.
Здесь ждало братство алкашей.
В углу вповалку дрыхла
Компания пьяных бомжей.
*
На Аллена все смотрели с удивленьем:
«Что за перец завалился к нам такой?»
Глядь, трактирщица уже несёт печенье
И конфеты в вазе толстой расписной.
- Что ж такое, здесь опять одни конфеты!
- А чего бы вы хотели, господин?
- Мне румяную баранину, вот эту,
А ещё – пирог, картошку, мандарин.
Только вы меня, хозяюшка, простите,
Ведь сегодня я безденежный совсем.
- Ешьте, ешьте, ничего не говорите.
Как в пословице: кто ест – тот глух и нем.
*
Аллен, умявши три подноса,
Залил в себя волшебный эль.
Его склонившегося носа
На деревянную постель
Уже никто не мог заметить,
Кроме де;вицы одной.
Она в примятом тусклом свете
Шепнула: «Пошли домой».
2
В ОТРАВНЫХ ГРЁЗАХ
Проснулся гуляка наш ближе к полудню -
Виною тому был соседский тромбон.
Пока за стеной выводили прелюдию,
Аллен, не спеша, допивал свой бурбон.
«О боги, о боги, так что же я вижу?
Вот рядом спит девушка. Кто же она?
Зачем-то лежат на полу пассатижи,
И всюду разгром, будто в доме война.
А эта бутылка дрянного бурбона,
Скажите на милость, что делает здесь?
Гудит голова от похмельного звона.
От муторной боли лекарство хоть есть?»
*
Девушка, потягиваясь сладко,
Повернулась к юноше лицом.
«Неплоха, - он подумал, - мулатка.
И связалась с таким подлецом?
Да… подлец походу я серьезный,
Ведь все, чего хочу сейчас – уйти.
А может, я тип амбициозный,
И ты лишь тропка на моем пути?
*
Аллен поднялся, осмотрелся,
В другую комнату пошёл.
И там уже переоделся
В то, что у девушки нашёл –
Одежда то ли мужа, то ли брата,
Чистая, по размеру знакома.
На улицы радушного Лаврата
Он украдкой выбежал из дома.
Бренчали в карманах монеты -
В своих мыслях он видел судью.
«Каковы здесь законы, запреты?
Городов сколько в этом краю?
*
Раздобыть бы путеводитель.
Или просто найти вокзал.
Кто же будет тот спаситель,
Кто обо всём бы рассказал?»
Тут он вышел на узкие улочки,
Где тянулись верёвки с бельём.
Там купил ароматные булочки,
А потом посидел над ручьём.
Дивился взор его на Солнце.
Как же красив был городок!
А как встречают незнакомца?
Как в знойный полдень ветерок!
На опрятных чистейших балконах
Разрастается мирно герань,
И пьянчуги не спят на газонах,
Не валяется всякая дрянь.
Там влюбиться в любую скамейку
Не составит большого труда.
С толстым пузиком рыжий котейка
Ходит важно туда и сюда.
Он смешной и чуть-чуть утомлённый –
Тоже труд ведь – весь день есть и спать.
А под ветром поют тихо клёны
И на лицах лежит благодать.
*
Аллен продолжил путь – и вновь кварталы,
Полны шальных и пьяных праздных пар.
Весёлые собаки громко лают –
Вечернего гуляния разгар.
«Здесь «радость жизни» что ль употребляют?
Нет никаких несчастий и проблем.
Они тут явно что-то принимают.
Но, может быть, и впрямь у них Эдем?» -
В раздумьях парень наш вперёд шагает.
И вот зашёл в цветных ковров квартал.
Дома там, словно бражников, качает.
«Дружище, эй! Неужто заплутал?» -
Смеясь, кричали люди, что лежали
На пёстрой груде сваленных ковров.
Кальян курили, трубки набивали
Здесь жители всех рас и возрастов.
Аллен толпе безвольно отдаётся,
Он сладкого дымка вдыхает яд –
И, кажется, летит на дно колодца,
Откуда нет, увы, пути назад.
В отравных грёзах тихо утопая
Аллен, сам не заметив, задремал.
Открыл глаза среди храпящей стаи,
Курением сражённой наповал.
Квартал покинул, прихватив с собою
Чужие сигареты, кошелёк
Берет бесхозный странного покроя.
И вот аллеей через парк бредёт.
Истерзанный, голодный и унылый
На лавочку решил присесть теперь.
Со стороны Аллен казался милым,
Но был в душе – как в клетке лютый зверь.
Здания пестрели интересные:
Здесь не было прямых и строгих линий.
Конструкции, структуры неизвестные:
Оранжевые, розовые, синие….
Мужчина рядом с парнем примостился:
«Сынок, случилось что-то?». «Дядя, брось!» -
Хотел Аллен ответить, но смирился –
Больной вопрос стоял, как в горле кость.
– Скажи, папаша, где я очутился?
Я сроду не видал страны такой.
Здесь всё волшебно, всё как будто снится.
А для меня привычен мир другой.
Я не нашёл ни одного вокзала
И самолётов тоже не видал,
И память мне моя не подсказала,
Каким же чудом я сюда попал.
– А ты, кажись, парнишка очень странный.
К тому же наш не знаешь материк.
Но чужестранец нам всегда желанен, –
Подумав, отвечал ему мужик. –
Наверное, ты в панике, напуган,
Но ничего не опасайся, парень.
В стране у нас добры и щедры люди –
В тебя никто не бросит камень.
– Могу нарваться я на полицейских –
И сказке вашей для меня конец.
– А кто такие?
– Надо мной не смейся!
Неужто впрямь не знаешь?
– Нет, юнец.
– Они – порядка стражи.
– Беспорядков
Никто не видел здесь. Тут мир всегда.
– И нет воров, убийц, путан и взяток?
– Я слов таких не слышал никогда.
Тебя, должно быть, демоны смущают.
А имя как твоё, дружок?
– Аллен.
На родине моей добра не знают,
Там злость и алчность всех забрали в плен.
Сюда попал я в каторжной рубахе,
Должно быть, долгий срок в тюрьме мотал.
Но всё равно домой хочу, мне прахом
Ваш рай, коль в нём я только куклой стал.
*
Пришел оттуда я, где люди
Цепляются крепко за кошельки,
Где друг друга никто не любит,
Поднимут на друга обе руки
Коль судьба распоря;дится лихо,
Коли явится враг на порог,
И придется искать мне выход,
И придется мотать мне срок.
Как могу это место покинуть?
Вернуться мне нужно домой
Иль в счастье этом я должен сгинуть?
Я здесь будто бы … неживой.
– А ты попробуй ветром насладиться,
Хоть мимолетно пожить для себя.
Дай душе своей сполна напиться
Творчества неугасимого огня.
– В Элизии со мной не сваришь каши.
От скуки здесь зачахну и помру.
– Найдёшь в земле гостеприимной нашей
Всё, что тебе придётся по нутру.
Ты, главное, Аллен, живи и смейся,
Твори, люби, в беде не унывай,
На лучшее, товарищ мой, надейся –
Тогда создашь ты настоящий рай.
Мужчина встал и молвил напоследок:
– А есть ли на ночь у тебя приют?
Дождь начинался мелкий, скучный, редкий.
Мулаткиного домика уют
Аллен припомнил, вслух сказав со вздохом:
– Мне не впервой себе искать ночлег.
Тут в городе устроюсь я неплохо.
Прощайте. И спасибо за совет.
3
БЕСЫ
Должно быть, то был очень сильный наркотик,
В ковровом квартале, в курильной трубе.
Быть может трава, иноземный экзотик.
Быть может ходить от него по морской воде
Довольно забавно, но все же
Так продолжаться впредь не может.
На берегу в песке сыром
Мокрый и босой Аллен валялся.
Здесь утром - ни души кругом.
Он сонно небом любовался
И все пытался вспомнить, как попал
На чудный остров под защитой скал.
Ласковое утреннее солнце
Выкатилось, точно колобок.
Сам себе держался незнакомцем
И жить он больше так не мог.
Вспоминая грешных дев без одежды,
Вспомнить себя не терял он надежды.
*
Аллен едва сумел подняться.
Рубаха, поножи – в грязи.
Желал он страстно похмеляться
И наблюдал трактир вблизи.
Там было еще закрыто.
В голове его стоял гул.
Беспомощно и убито
Губами к фонтану прильнул.
Жадно напился вдоволь
И рухнул камнем в песок.
Толстый хлеботорговель
Стал пеньем давить на висок.
*
За час бедолагу вымыть до блеска
С трудом и старанием им удалось.
Ломило башку от похмельного треска
Герою, ещё и тошнило небось.
Под вечер Аллен очень плотно покушал,
Вернувшись в себя не спеша, кое-как.
Чёртов наркотик его обездушил
Он сдался ему, как последний дурак.
*
Во дворах опять гулянки,
Табак, алкоголь, девицы.
Не жизнь, а сплошные пьянки,
И всем здесь лишь бы напиться.
*
И так понеслись день за днём, ночь за ночью.
В угаре сменялось лицо за лицом.
Понять бы хотел бедный юноша очень,
Кто был заправилой здесь, главным дельцом.
Но пьяный разврат помешал его думам,
Реальность развеял кальяна дымок.
И как ни блуждал он в дурмане безумном,
Узнать всё равно ничего он не смог.
*
Может, в этой траве всё дело?
Она всех несказанно добрит?
Неведенье так надоело,
Что скурился травой неофит.
Он курил и курил без уста;ли,
Словно истину жаждал познать,
Отправляясь в пьяные дали
В чертогах туманных блуждать.
В самом деле - недурный способ –
Сделать народец послушным.
Размышлял как античный философ,
Сердобольный, не равнодушный.
*
Аллен ловил момент блаженства
И развлекался от души.
Изучил он совершенство,
То, что в скалах у вершин.
Но как только ни старался –
Их секрета не раскрыл.
И всё больше волновался:
«Чьи же деньги я пропил?
Кто меня кормит добродушно?
Не пора ль жильё найти?
Может, край покинуть душный
И домой искать пути?
Или лучше тут остаться:
Бросить пить, построить дом
И с любовью повстречаться
В чудном мире колдовском?»
Что я помню о нем? Немного…
Он холоден, строг и груб.
Там глупые верят в бога,
А я не настолько глуп.
Там нищие спят на базаре,
И бедность в затылок пыхтит.
Все молятся за государя,
А он – интроверт, сибарит.
Там правит верхушка при власти.
Жестокий и умный диктатор
Играет в элитные страсти,
Богопротивный узурпатор.
Там захлебываясь подачками
С монархического стола,
Развлекаясь картами, скачками,
Мировые решают дела.
А страна прозябает в депрессии,
В печальной, в нелепой хандре.
Нарастает народа агрессия -
Отвратительно в этой дыре.
И Аллена все мучают бесы.
То ль плакать от счастья ему,
Что застрял он под сладкой завесой,
То ль вернуться, начать войну.
Однозначно – все надобно вспомнить,
Тогда порешает, как ему быть.
Годы последние нужно восполнить
И в одночасье отсюда уплыть.
А может и нет, но терпенью
Рано иль поздно приходит конец.
Пора бы покончить с забвеньем
И разобраться, кто здесь творец.
«Я уплыву, как закончится ночь,
Ибо я здесь, как в неволе.
Довольно загадок. Прочь бесы, прочь!
Вы не преграда мне боле!»
4
ТИХАЯ ГАВАНЬ
Этой ночью он спал на причале,
С припасами, с пресной водой,
Жадно во сне мечтал о штурвале,
И рвался всем сердцем домой.
Домой, к своей матери ро;дной,
К той, что ждет его возле избы,
К горькой судьбине народной,
Помогать хоронить гробы.
*
Он быстро встал и бодрой походкой
К парусной яхте вдруг зашагал.
Не сгодится обычная лодка,
Думал Аллен, покидая причал.
Он встал у руля, ходу прибавил.
По компасу взял ориентир.
Приблажный Лаврат он оставил,
Девушек, трубку, халявный трактир.
Ему и радостно и страшно было
Плыть вникуда, по компасу, без карт.
А солнышко в лицо ему светило,
Но не помешала бы пара координат.
Погода была ясной и безветренной,
Поэтому он парус не поднял.
Играла лента повязки набедренной,
Мотор неистово, как зверь, рычал.
*
Летели солёные брызги.
Смеялся герой, как дитя.
Никчёмный уют сытой жизни
На волю сменил он шутя.
Его светлые кудри сверкали,
И радость плясала в глазах.
С горизонта исчезли скалы,
И город пропал в облаках.
«Да точно ль был город на свете?
А может, то сказка была?
Там люди, как малые дети,
Не ведают горя и зла.
А книга о нём вышла б чудной!
Читали бы люди взахлёб.
Он мчался по глади безлюдной
Быстрей пугливых антилоп.
*
А что же скажет яхты сей хозяин?
Он посмеётся и молвит: «Ну вот.
Теперь я буду, точно нарумянен
На новую откладывать весь год».
И, если честно, то даже не заплачет.
Ну, может, матом невзначай ругнет.
Он ведь не может поступить иначе –
Там злоба людей никак не берет.
*
Ты можешь вообще не работать
И быть каждый день сыт и пьян.
Кусок пирога умолотишь –
Второй тут же сунут в карман.
Но верной любви ты не сыщешь –
О ней тут лишь сладко поют.
Пусть буду последним я нищим,
Да только не в этом «раю».
*
Быстро портится погода,
Дует ветер штормовой,
Начинаются невзгоды,
Пенный вал встаёт стеной.
Хлещет град и бьются волны
С рёвом в мачты корабля.
Наш герой тревоги полон –
Далеко уже земля.
Спрятался Аллен в каюту,
На колени встал, молясь:
«Я бродяга бесприютный,
Боже, мне не дай пропасть!
Пусть вернусь я невредимым
В край желанный и родной!
Стану церкви верным сыном,
Буду жить одним Тобой!»
Боль герою мозг кромсает,
Нарастает звон в ушах.
Вдруг в его сознанье память
Ворвалась сквозь липкий страх.
*
Довольно странные картины
Вставали пред его глазами:
В порту жандармы, бригантины
С разорванными парусами.
Мужчина в пышных эполетах
Аллена на цепи тащил.
Жандарм смеялся и при этом
Сигару толстую курил.
«Так значит вправду я преступник!
Неужто чью-то жизнь забрал?!»
Вдруг видит замок неприступный,
И в этом замке – тёмный зал.
Передо мной бандиты в масках.
Они людей собрали в зале,
И я на них гляжу с опаской.
«Исполня-ай! Кому сказали!»
Визжит рядовой со снарядом
Пришло пониманье в тот миг,
По затылку когда прикладом.
Получил, как один из них.
«Исполня-ай», - орал начальник,
«Что стои-ишь», - кричал навзрыд,
«Не-едотё-ёпа-а, ча-айни-ик!
Мужеложник! Стреляй, содомит!»
Вдруг запели гимн солдаты
Кровожадной «Святой Земли»,
Наготове держа автоматы,
Маршировали грозно патрули.
*
Сама власть узурпатора мерзка,
Но фанатики – это фатально.
Тошнотворна политика зверства
И горожане горизонтально
Лежат, куда только не глянь -
Всюду слепая, но верная дрянь.
В незаконной я группировке.
Что зовется «Святая Земля».
Поклоняясь святой гравировке,
Расстрелял в том зале заложников Я.
Там были женщины и дети,
Инвалиды крылись за стариками.
И я, словно глупый йети,
С тщательно промытыми мозгами.
Что же я наделал, боже?!
Новоспеченный террорист.
Ни одна мне церковь не поможет.
Зверюга, тварь я, конченый садист.
*
Аллен рыдал в своей каюте,
Навзрыд орал, как командир.
Он будто прятался в приюте,
Но этот дивный новый мир,
Что возвращен в воспоминанья,
Вонзился в глотку как пиранья.
Возьму, пожалуй, курс на Север.
У старых укроюсь друзей.
Растет там душистый клевер
И никто не стреляет в детей.
Вот раз так, то и я не буду.
Изменюсь я, стану другим.
И простит меня мать, паскуду,
И не сдамся я водам морским.
Аллен заметил – шторм стихает.
Яхта меньше кренится вбок.
Вода неистово стекает.
Значит все же спас меня бог?
*
Медузы стеной облепили воду.
Вдали наконец-то суша видна!
Я чувствую, пахнет синей свободой!
И в сумерках летает тишина.
Вот и всё. Эти грозные тучи
Испугались и сгинули прочь.
Может вечер настал везучий
И удалось стихию превозмочь?
Подплывает Аллен к причалу.
На берегу старик сидит.
Спросил морячок для начала:
«Это что за город стоит?»
Старик, улыбаясь, фуражку поправил.
Знакомству с Алленом был очень рад.
Он бутылку свою на доски поставил,
С непониманьем ответил: «Лаврат».
«Не может быть! Я ж уплыл отсюда!
По компасу к Северу шел!»
«Так ты и есть тот самый приблуда,
Что радости здесь не нашел?»
«Какая радость здесь? Лишь бутафория!
Идиллия, блевотный гедонизм?
Обкуренная в хлам аудитория,
Природою не данный оптимизм!
Скажи, старик, как выбраться с Лаврата?
Поведай, где заветный взять билет?!»
«Смиренным будь с рассвета до заката,
С Лаврата, парнишка, выхода нет».
5
ЖЕНЩИНА
Он помнил Зелёную улицу,
Запомнил и номер дома,
Слегка темнокожую спутницу,
И губ её привкус рома.
Уж более он не надеялся,
И мрачно присел на порог.
Гуляка ночной посмеивался,
А он посмеяться не мог.
Сидел он так час или пару,
Приуныл и слегка задремал.
Кричал музыкант под гитару,
Заснуть никому не давал.
Шаги в полумраке послышались,
А, быть может, то – сладкий дрём?
И мысли его замурыжилсь
Промозглым холодным дождём.
Почувствовал прикосновение
Воздушной и хрупкой руки.
Почудилось вдруг на мгновение:
Усталости нет и тоски.
Стояла пред ним удивлённая,
В платье коротком из серебра.
«Несчастная или влюблённая?»
Наполненная мистикой добра.
– Привет, – он сказал осторожно.
– Аллен?! – ответила она.
И стукнуло сердце тревожно,
Сверкнула из тучи луна.
Она тихо рядом присела,
Спросила его: «Как дела?»
Казалось, немного робела,
Но будто бы втайне ждала.
*
– А знаешь, когда я был маленький,
Мечтал о такой же, как ты.
Мечта эта, словно проталинка,
В которой пестрели цветы…
Всю жизнь первоцветом под снегом,
Сокрыт и не виден никем,
Я жил лишь мечтой и побегом
От всех нерешённых проблем.
Плохим был я сыном, загульным,
В дворах наркоманил, курил,
И в людях прослыл богохульным,
Совсем никого не любил.
Зубрить не пошёл я в училище,
Тогда уважал наркоту,
Теперь очутился в чистилище,
Попал прямиком в черноту.
И рад бы уйти я отсюда,
На деле – куда мне идти?!
Предатель, проклятый приблуда,
Но надо себя мне найти,
Решить, наконец, кем я буду.
Не всё же с кальяном в коврах…
Быть может, найду я подругу,
И буду носить на руках.
Точь в точь, как меня бухого,
В тот вечер, припоминаешь?
Хорошо мне было? Хреново?
Ведь ты, наверняка, не знаешь.
– Я знаю, – сказала мулатка, –
В тот вечер счастливый ты был, –
На него взглянула украдкой, –
Неужто ты всё позабыл?
– Мы падали в каждую клумбу,
Пока домой добирались.
Пытался выплясывать румбу,
Когда мы с тобой целовались.
Смешным был таким, и бодрым,
Меня приводил ты в восторг
И был за народ свой гордый,
За свой непреклонный острог.
– Совсем я не то, что кажется,
Я очень плохой человек.
И как тебе мог понравиться
Тупоголовый дровосек?
И душу мою ждёт расплата
За гибель народа того
Под очередью автомата.
Ты понимаешь? Моего!
Стрелял я в простых граждан мирных,
Приказ был от лидера сил,
И их беззащитных, наивных
Укладывал в сотни могил.
Того не понять в этом мире,
Неведомо слово здесь «боль».
Обычно бухают в трактире
И тянут домой алкоголь.
И это здесь самое тяжкое,
Печальнее зрелища нет.
Назвать это можно с натяжкою
Несчастьем. Скорей это бред!
Но ты не такая, как будто,
Не похожа на остальных,
Ты прекрасна была тем утром,
Совсем как во снах цветных.
Пожалуй, мне лучше остаться,
Ждут дома меня кандалы,
Поймают, заставят сдаться,
Амнистии шансы малы.
– Оставайся, хочу быть с тобою,
Не бойся ничего, мой друг.
Поделись наболевшей тоскою,
Прими же тепло моих рук.
– Я слышал, пенсионерка
В халате сине-голубом,
Крошку, сдаёт, гарсоньерку.
Я мог бы устроить там дом.
Мулатка его проводила
В квартиру, как в прошлый раз,
Улыбкой своей ободрила,
Шепнула: «Живи у нас!»
6
ПРИЗНАНИЕ
Прохладным и ясным утром
Игриво день новый сверкал,
Асфальт блестел перламутром
И ласково ветер шептал.
Перо по бумаге белой
Носилось, как дикая лань.
Уверенной стала и смелой
Вдохновленно-усердная длань.
Писал непрерывно о доме.
О родине дальней своей,
Как странник на утлом пароме –
Ни там, и ни здесь - средь огней.
И здесь под лавратским светилом
Он помнил всех тех людей,
С которыми происходило
Немало безумных страстей.
Он вспоминал, как лютовали,
Мерзавцы «Святой Земли»,
Хватая за смерти медали,
Топтали сограждан в пыли.
Под бой барабанов крепких
И громкие звуки гимна
Боролись элита и клерки,
Питая вражду взаимно.
Хотели убить законного
Короля и спалить дворец.
Возможно, нет зала тронного,
И власти уж пришёл конец.
Но знать он этого не мог,
Ведь уж два года с лишним
Отбывает он свой срок
В угодьях у Всевышнего.
Покинул он землю родную
В начале Гражданской войны,
Попав в ту беду роковую,
Был выброшен вон из страны.
Запомнил он порт и цепи,
На палубе хмурый конвой,
Потом лишь рыбацкие сети,
Желанье вернуться домой.
Что далее? – Неизвестно.
Быть может, войне конец.
И боязно, и интересно,
А, может, король – мертвец?
Растерзан и похоронен?
Спастись были шансы малы,
Попытки остаться в короне
Заведомо обречены?
Предписана свыше победа
Фанатикам и бандитам,
Наслушались громкого бреда
Чиновники-троглодиты.
Коль власть была силой захвачена,
То бедный родимый дом,
Покой и достаток утрачены,
Порядка не будет в нём.
Зачем тогда возвращаться?
Служить кровопийцам, ворам?
Сидеть и повиноваться,
Предавши души своей храм?
*
Моркомен Аллен, случалось порой,
Себя знатным представлял писателем –
Поклонников идол, любимый герой,
Слывущий во всём созидателем.
Но мир его был непригоден
Для творчества и идеала,
Там нет никого, кто свободен,
Мораль полюса поменяла.
Там брезгливо кривясь, окунаться
Башкою в ведро помойное
И в нём целый день полоскаться –
Занятье такое, достойное.
«Благими» делами замученный,
Вернёшься, и скоро заснёшь
В одежде, на коврике скрюченный.
И так живёт вся молодёжь.
*
И Аллен, дождавшись покоя,
Роман за романом строчил.
Здесь нет короля и конвоя,
И нет террористов-громил.
Народ восхищался Алленом,
Неутолимо его читал.
Отрадным охваченный пленом,
Сколотил он себе капитал.
Прослыл одарённым новатором,
Язык его ясен и чист.
Разгрома не слыл агитатором.
Моркомен – антиутопист.
Народу Лаврата в новинку
О гневе в романах читать,
Под эту лихую сурдинку
Легко черноту принимать.
Конечно, немного жутко,
Жутко и любопытно,
Кто-то считал все шуткой
А кто-то глотал ненасытно.
*
– Какой же ты, народ Лаврата!
Откуда взялся, выжил как?
Здесь либо все дегенераты,
Иль я один такой дурак!
Я буду голосом безумья
В клинически странном раю,
Мне вечность дана на раздумье –
За то Лаврат благодарю.
7
ПОИСК
Безумья голос притомился,
Внутри колодец опустел.
Предвидя это, он страшился,
Но в глубине души хотел.
Закончив пару сотен книжек,
Был утомлён за восемь лет.
Всё описал он: от интрижек
До сокрушительных побед.
За всё это время немалое
Аллен не сумел понять,
С чего всё вокруг отсталое,
И это нельзя поменять.
Невероятно наивное,
Похоже на мир ребёнка,
Удобство – тупо пассивное,
Как серые будни козлёнка.
Постигла его безысходность,
Нагрянул творческий коллапс,
Серая давила обречённость.
И бытие как черно-белый шнапс.
Ничто не давало уж счастья,
Он бился в хандре депрессивной.
Напрасно лечась сладострастьем,
То злобой, то взором пассивным.
Плевался словесным он ядом
Во всех, прогоняя прочь,
Недобрым одаривал взглядом,
И было ему невмочь.
*
Почти не спал он уже месяц,
А коли сон одолевал,
В бредовых царство околесиц
Его Морфей, смеясь, впускал.
Волненья, бойня, крик младенца,
Лежащего у матери холодной –
Как будто мысли извращенца,
Осуществлялись былью злобной.
Печаль и безумства страха,
С усталостью переплетясь,
Лупили Аллена с размаха
Как никчемную, падшую мразь.
Он слышал, будучи пьяный,
Что мэр здесь не гранд-персонаж,
И даже не правит рьяный
Винно-кальянный мираж.
Правитель есть где-то секретный.
В обители полной света,
Он знает к вопросам заветным,
Чистосердечные ответы.
*
Аллен бродил, искал провидца,
Хозяином отшельника звали.
Но ясно, он – вольная птица,
Давненько его уже не видали.
Почти не ел уже неделю,
Хозяина всюду искал.
Реальности этой потерю
Никак Аллен не признавал.
Не мог сидеть он в клетке смирно,
Уподобляясь певчим птицам.
Хоть клетка и многоквартирна,
Но вымышленные все лица.
Мелькали закаты, рассветы,
Бродил одиноко в лесах,
Аллен, никого не встретил,
Лишь видел кошмары во снах.
Ведь мнил он себя недавно
Божественным инструментом,
Обидно теперь и подавно
Себя осознать рудиментом.
А, может, он всегда им был,
Хоть страстно желал стать полезным,
И для себя Аллен открыл
Тоски неистовую бездну.
Но месяц бесплодных скитаний
Заставил вернуться домой,
Оставив свои исканья,
Аллен не смирился с судьбой.
Явился в квартиру под утро,
По лестнице еле побрёл,
Со взглядом усталым и мутным
В жилище неровно зашёл.
И в спальню, прямо с дороги,
Где шкаф полстены занимал,
Увидел он сразу с порога:
Мулатку блондин обнимал.
Прикрыв за собою двери,
Аллен отправился в душ.
Никак не хотелось верить,
И дом показался чужд.
*
Когда, искупавшись, опрятный
Он выбрался в коридор,
Неловкий и неприятный
С мулаткою ждал разговор.
– Когда-то была я желанна,
Сейчас отвернулся ты прочь.
Как радостно и долгожданно
Мурчала та сладкая ночь!
Скажи мне, что происходит?
Я больше тебе не мила?
Душа твоя где-то бродит,
А страсть ко мне умерла.
Скажи мне, чего ты боишься?
Ведь ты мне уже, как родной.
А, может, ты так веселишься?
Давай, поговори со мной!
Аллен молчал. И мокрые волосы
Свисали до самой груди.
Она говорила спокойным голосом,
Но всё клокотало внутри.
И это казалось странным,
Вопреки скандалу он не отвечал.
Он был все так же желанным,
Однако ушел. Ничего не сказал.
Что же делать теперь Аллену?
Ловить на улице фриссон?
Простить добродушно измену,
Как такой же дурак и филон?
Он зашел в забегаловку рядом
И столовый выхватил нож.
Очевидно, что выглядел гадом.
Его сердце сжимала дрожь.
Он крикнул трактирщику сразу:
– Деньги с кассы! Живо! Давай!
Трактирщик не понял приказа.
Смеялся: «Пирог выбирай!
Смешной ты, забавный, чудила!
Глянь, сколько сегодня гостей!
Кстати, вчера твоя заходила».
Хоть было много здесь людей,
Но всем не так уж было важно,
Что с ножом стоял он такой один,
И ни капельки не страшно,
Ведь он преступник, хоть и гражданин!
Аллен повторился, и наконец,
На него невзначай посмотрели.
С ножом перед ними стоял подлец,
А они же - спокойно ели.
На мгновение все замолчали.
– Шутить не стану, зарежу всех!
Они не слышали, чтоб так кричали,
И внезапно раздался смех.
Смеялись, разинув пасти,
В истерике бились до слёз,
Не чуя грозной напасти,
Как будто бы всё не всерьёз.
Трактирщик слюной безобразно плевался
В налитые кровью Аллена глаза.
Казалось, над ним весь трактир издевался,
И выход Аллену их смех подсказал.
Сверкнуло холодное лезвие,
Вонзилось в холёный живот,
Затихли немногие трезвые,
Дошло и до пьяных. И вот
Притихли гуляки, без ропота
Глядят на кровавый фонтан.
Неслышно и тихого шёпота,
Не звякнет гранёный стакан.
*
В крови были Аллена руки,
Он понял, уже уходя,
Улыбка трактирщика в муке
Исчезла с лица навсегда.
Он медленно шёл и плакал,
И нож к себе прижимал,
Пот градом катился и капал,
Внезапно Аллен заорал.
Средь площади пал на колени,
Нещадно, навзрыд горло драл.
Не видя в ответ презренья,
Себя проклиная, он встал.
Рванулся сквозь гущу народа,
Не пряча свой гнев и печаль,
По длинным широким дорогам
На свой ненавистный причал.
И чувствуя в спину дыханье,
Он мчался так быстро, как мог.
Терзали воспоминанья,
И он не жалел своих ног.
По берегу раскалённому
Бежал, выкинув сапоги,
Навстречу себе, заключённому.
Его догоняли «враги».
Аллен разорвал рубаху,
И в море с разбегу нырнул.
Себя он отправил на плаху,
Как висельника караул.
Подумал:
«Простите за вашу утрату.
Я болен. Вобрал сатану.
Я шлю извиненья Лаврату,
И медленно, в муках, утону».
8
ХОЗЯИН
Очнулся Аллен еще нездоровым,
Слепил глаза дневной ярчайший свет.
Был окружён роскошеством дворцовым,
На столике была гора конфет…
Да, что ж такое это, в самом деле,
И помереть спокойно не дадут?
Когда ж расстанутся душа и тело?
Меня в аду давно уж черти ждут!
Упитанный ввалился в зал монах
Голосом невозмутимым молвил:
– Ты глупо едва ль не погиб на волнах.
Волю свою Хозяин исполнил.
Он ожидает. Ты за мной пожалуй.
Аллен поднялся, двинулся за ним
Вперёд по ковровой дорожке алой,
Как будто был Хозяином любим.
*
Привел монах Аллена в роскошный кабинет.
Стоял Он к ним спиною, к городу лицом.
Величественно по небу разлился рассвет,
И был готов наш странник к встрече с Мудрецом.
*
Хозяин низок был, ничуть не сгорблен,
Закутанный со шлейфом в длинный плащ.
Страны Создатель будто уподоблен
Королю, звенит над чьим трупом плач.
– Что же я вижу? Вы в центре Лаврата?
Я думал найти Вас в тайных местах,
С рассвета скитался я до заката,
Долго искал и в горах, и в лесах.
Мудрец лицом к нему вдруг повернулся
Медленно сдвинул со лба капюшон.
Опешив, Аллен едва ль не ругнулся –
Юнца лет семи скрывал балахон.
– Не может быть такого, как же вышло?!
Постой! Ты кто? – Аллен не понимал.
Сердцебиенье стало еле слышным.
Ведь мальчика не сразу он узнал.
– Я – это ты! Ты сам во всём виновен!
– Это безумие! – Аллен рыдал,
А мальчик оставался хладнокровен:
– Меня ты сильно разочаровал.
Ты город этот сам давно построил.
Чего еще желать посмеешь ты?
За восемь лет случайно не припомнил
Давно тебе знакомые черты?
Лаврат, придуманный тобою в детстве, –
Град без преступников, злобы и слёз.
Ведь о своём мечтал ты королевстве
И стать правителем хотел всерьёз.
*
На мир глядел ты ненавистный
И всё хотел в нём изменить,
Хоть островок кристально чистый
Создать и без забот там жить.
*
– Мне казалось, в сыром чистилище
За те убийства навек заточён.
– Знай, Аллен, это твоё узилище,
Существовать в нём вечно обречён.
– Пожалуйста, давай скорей закончим.
Я не монах, я – человек мирской.
– Век твой, Аллен, позабыт и закончен,
Разбился корабль о риф морской.
На нём ты плыл на остров заключенья,
Но вместо плена выбрал глубину
Морскую, где не выжил, к сожаленью.
На рыбий корм ушли тела ко дну.
– Постой! Ведь я живой! Тебе не верю!
Меня ты дуришь, маленький Аллен!
– Уходи, мои не заперты двери,
Но ты вернёшься, как будешь смирен.
– Как можно здесь жить? Вокруг только сказка!
Здесь все не такие, как должны быть!
– Не противься и ты, надевай маску,
Вниз продолжай по течению плыть.
– Как продолжай? Я убил человека
У исполинской толпы на глазах!
Убил! Не просто оставил калекой,
Было такое в тех детских мечтах?!
Начнешь ты с белого листа сегодня,
Сотру из памяти ужасный сон.
Ради успеха ты из преисподней
Вновь лидером воспрянешь за сезон.
– Отстань от меня! Не хочу, не буду!
– А мулатку ты хочешь ту вернуть?
– Скоро, надеюсь, ее позабуду,
И ты о планах своих позабудь!
– Это женщина твоих же мечтаний.
Невольно ты грезишь о ней сейчас.
Но ты же причина её страданий.
– Ничего с ней не может быть у нас.
– Ведь ваша встреча была неслучайной.
Ты ее в детстве так мечтал создать!
– Являлась она слегка нереальной.
Хватит! Быть может, довольно мечтать?
– А ты, должно быть, не помнишь, не знаешь,
Почему город родился таким.
Отца¬-преступника припоминаешь?
Хотел ты человеком стать другим.
И ты поклялся, что таким не станешь,
А в итоге ещё хуже, чем он!
– Малой, меня ты больше не достанешь,
Любой ценою покину сей сон!
*
– И как же ты его покинешь?
Выхода с Лаврата нет.
В темнице придуманной сгинешь,
Вновь не увидишь ты свет!
Зачем с судьбой играть, Аллен?
Ты позабыл тот горький плен?
*
Преступник неспешно стол обошёл,
И схватил телефонный провод.
К мальчику резко впритык подошёл,
И тот вдруг почувствовал холод.
Он душил его ненавистного,
Первопричину своих страстей,
Хоть в планы юнца рукописные
Не входило убийство детей.
Навык ему этот пригодился -
Умертвлённый ребёнок лежал.
Будто заново Аллен родился.
Снова: Цепи, корабль, причал.
Заключение
– Сюда! Все сюда!
Приветствую! Будем знакомы!
– Просто сойти с ума!
– Неужто он вышел из комы?!
– Вот это да-а…
– Медсестра, этот парень, тот самый?
Наверное, спас его бог?!
– Не обольщайтесь, дамы.
Он будет сидеть свой срок.
2016