ЖИЛЬ ДЕ БРЮН «еретик»
http://www.stihi.ru/2015/07/06/3844 отборочный тур
Еретика колпак надень и, осуждений не приемля,
смотри в последний этот день на обезвоженную землю,
на католический собор, на обывателей угрюмых.
Их нравы не возьмёшь с собой в небытия пустые трюмы.
Теперь всё просто, и уже не нужно слов и оправданий -
ростком колючим на меже твоя борьба их ниву ранит.
Но кто объявлен сорняком, и осуждён к прополке божьей,
тот много лет спустя, потом, в потомках дать побеги сможет.
И что теперь тебе костёр - огнём не выжечь новой веры.
Не ангел крылья распростёр, но тучи, чьи подбрюшья серы.
Неужто дождь в такую сушь тебя в бессмертие проводит?
Тела всегда тесны для душ, но покидать их при народе -
как обнажаться при гостях – и неуместно, и постыдно.
Но и в обугленных костях следов раскаянья не видно.
И эта милость – удавить перед сожжением – забавна.
Им лишь бы крови не пролить... Толпа стозевна и стоглавна:
с детьми, с корзинами жратвы – во имя Бога, дайте зрелищ!
О, как невежественны вы, и спасены от ада тем лишь.
Сверхдлинная строка здесь хороша – она насыщена, напряжена своим натяжением. Автор стремится к созданию литой строки при её экспериментальной длине, но ему не вполне это удаётся – из-за нередко случайно найденной лексики. Пожалуй, автору нужно внимательнее вслушиваться в «белый шум», идущий из внутреннего ландшафта, дословесного, и выбирать из него слова, принадлежащие только его произведению. Пуант, отделённый межстрочным пробелом, оживляет здесь всё произведение.
-----------------------------------------------------------
МИХАИЛ ГОФАЙЗЕН «За давностью времен»
http://www.stihi.ru/2015/02/19/5206 номинатор международный поэтический клуб «Рифма»
Легко ли плоть гонять по шпалам?
Таскать за туловищем тень? Рыбачить где-нибудь близ дачи
(в пруду не водится таймень, но верить следует в удачу)?
А от зарплаты до зарплаты вязать чулок на чёрный день?
Легко ли биться за награды, усердно пробиваясь в гранды,
пока твой бог другому богу тебя проигрывает в нарды?
Бог жизни дал мне эту плоть.
В ней рот открыт, да очи слепы. Мне в ней печально и нелепо.
Бессонница. Как индивид не знаю я: зачем болит,
за что страдают части тела, за что душа… -
не разберёшь, коль скоро вечно не живёшь.
Но как ершится в поле рожь, пока снопы идут под нож!
Потом – театр погорелый, где стрекоза своё отпела,
и вот уже пора плясать.
Такое дело…
Ещё разок взглянуть на плюсы.
Слагать дворцы, писать токкаты и фейхоа растить с гранатом,
воспламенять прекрасных дев, и петь, и петь их, как припев,
веселье с близкими делить, творить детей, и жить, и жить
так, будто ты без предоплаты достал билет с открытой датой
и сколько хочешь - будешь здесь, чтоб повторять « Я есть!».
Я есть…
Любимая, ты помнишь ночи?
Они сгорали словно спички, но были ярче звёзд и лун.
Ты слышишь птицу гамаюн?
Я нет.
И жив лишь по привычке.
Михаил Гофайзен – давний небожитель Stihi.ru. И это его стихотворение, с необычным графическим фасадом и синтаксисом, многообразием ракурсов, – тоже удалось.
Гофайзен – автор философичный. Гёльдерлин считал, что поэзия – это зов. Очевидно, когда поэт окликает вещи только им принадлежащими, первичными именами, они откликаются, врастают в стихотворную ткань, заново рождаясь в руках поэта. У Гофайзена острый поэтический слух. Он ещё ищет слова для зова и всегда растёт. Честно скажу, ему удавались произведения совершеннее этого. Но в стихотворении «За давностью времён» - живые строки при очень достойном уровне версификации. А что ещё нужно для хорошего стихотворения? Только чуть побольше непостижимого.
-----------------------------------------------------------
СИБИРСКИЙ ВОЛК «Остров»
http://www.stihi.ru/2016/02/17/4268 номинатор Ильдар Харисов
Андрею Таврову
Обмелели холмы, или мельницы их
свет занёс по окружность зрачков лошадиных –
и лежит в земном мясе, один на троих
холм, врастающий в небо на пчёлах недлинных,
и свободно вращаются в нём жернова,
холм крошится в муку, что поднимется к верху
и мерцает, как речи живой голова,
и кроится тоской лошадиной по бегу,
он плывёт, как плоды в животах у реки,
что откроются медленней женщин, не сразу,
потому что глубины его высоки,
да и он уподоблен туннелю и лазу
в этих водах, чьи слайды ложатся к земле
и снимают, как Бога, свои опечатки,
что оставлены ими на всяком угле,
заштрихованным светом – человечьим и шатким.
Вот и трое растут плоскодонкой-звездой,
именуя своё за трещоткою птичьей,
что уносит не холм коготками в гнездо –
только лошадь и звук от неё неотличный,
а звезда в тёплой птице механизмом шуршит –
то клокочет, то квохчет, то камнем бежит,
кровь тачает, лежит, выцветая
в молоке, что вершится, как амен.
Холм скворчит в сердцевине случайной её –
и целует её жеребёнка, как Бог
в лоб и темень, в прозрачные лица,
что текут изо лба кобылицы.
Я слежу за историей современной русской поэзии, в том числе рождающейся на моих глазах. Это стихотворение уральского автора Александра Петрушкина было написано зимой этого года. Я даже предлагала разместившему эту вещь в Фейсбуке автору заменить одну строчку с орфоэпической огрехой, и с удовлетворением вижу – она заменена и теперь иная: «кровь тачает, лежит, выцветая».
Недавно я выбрала для структурного анализа в разрабатываемой мною новой литературоведческой области (дословесное, словесное, послесловесное) другое стихотворение этого поэта – «Лист, разлинованный, как ангел…». Но «Остров», посвящённый знаковому метареалисту Андрею Таврову, тоже вещь достойная. Сильные стороны этого стихотворения – текучая, головокружительная метафора, настигающая и не могущая настигнуть сама себя, многообразие ракурсов и углов зрения, объёмность (многомерность). Граница метафоры у Петрушкина одновременно и властна, и не очерчена, восприятие различных метафор не синхронно, что обогащает и заостряет читательскую рецепцию.
-----------------------------------------------------------
АЛЕКС ТРУДЛЕР «вечная жизнь»
http://stihi.ru/2016/01/03/3187 номинатор альманах «Буквица»
посреди одичавшей евразии
я ношу расстоянья в груди
эк меня пустотой угораздило
не судим не судись не суди
даль неверными полнится криками
для крещенья узка иордань
правда око за око навыкате
а как выкатит выколи глянь
рубят головы мирные граждане
чтобы дважды не чистить ножей
будут чистые их выгораживать
им бы кожи нарезать свежей
новобранцы призыва любовного
вяжут песню на горле как жгут
по углам развелись уголовники
и от запаха серного мрут
берегись миротворцев пожалуют
на разрытую землю любви
заходи на свечу запоздалую
и цветок у дороги сорви
кинь под ноги что пахнут могилами
в тёплый саван от зла завернись
рвёт рубаху прощается с милыми
непутёвая вечная жизнь
В этом стихотворении значимы контрасты – как жизни и смерти, войны и мира, так и классического стиха и минус-приёмов (отсутствия знаков препинания, заглавных букв). Оно не многословно, нет лишних строк, здесь высок удельный вес лирической энергии. Автор эффектно и эффективно работает с обманутым ожиданием идиоматичного выражения («не судим не судись не суди», «око за око навыкате »), оксюмороном («новобранцы призыва любовного»).
-----------------------------------------------------------
ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК «супер наив»
http://www.stihi.ru/2016/01/02/4825 квота ГР за редактирование отборочного тура
Я найду тебя в иконе из трав,
в клейком шепоте молоденьких кленов, сквозящих на солнце.
Так и хочется спросить у вечернего мира: ты еще здесь?
Но в ответ пахучая тишина
танцует босиком на теплом песке,
с голубой лентой ветра в прозрачных волосах.
Или это младшая сестра тишины?
С веснушчатым тонким лицом
нащелкивает песенку кузнечиков,
дразнит слух занозистым звуком далекой пилы,
вздрагивает звяком собачьей цепи...
Так я сейчас в каком мире? В лучшем из невозможных?
И правый берег сознания
исподволь исчезает в электрическом тумане;
я слышу тихое мур-мур мира —
песенку беременной кошки
(изящно растеклась по подоконнику),
прислушиваюсь к невечному, зыбкому, сиюминутному.
Так младенец в утробе
различает размазанные, будто джем, звуки музыки извне
и невпопад вздрагивает ножками,
миниатюрными кулачками.
Все эти легкие чувства — шестые, седьмые, восьмые —
твои, Господи, невесомые шаги.
А все мои слова — трехтонные одноразовые якоря;
я бросаю их на немыслимую глубину,
чтобы уже никогда не поднять на поверхность...
Бесспорные достоинства этой вещи – необычный контекст («икона трав», «трёхтонные одноразовые якоря»), субъектные и пространственно-временные переходы, создание множества возможных пространств, лёгкое и одновременно неожиданное движение лирических чувств с их предельно насыщенным онтологическим смыслом. Всё вместе создаёт объёмность (многомерность) произведения, над словесной тканью в воображении читателя вырастает голограмма внесловесного. Словесное произведение превращается в некий «театр» с его богатством голосов.