1 место
8. Шуба
Скорняк был строг и точен, как хирург,
сшивающий края открытой раны.
И мех теплел от сильных чутких рук,
учился греть, спасать и быть желанным.
И был мороз, и в шубе, как в гнезде,
дышало, пело нежное, живое.
Потом был дом, распялка на гвозде,
огонь в печи, безмолвие покоя.
Вот так висеть – больней, чем просто смерть:
ненужной быть и не коснуться даже
того, кого так хочется согреть.
Кого? Кого-нибудь. Обнять. Успеть.
До лета. До последней распродажи.
Самое яркое стихотворение. Настолько яркое, что стоит особняком.
Живой язык. Чёткая мысль. Всё подчинено одной теме – любви и душевного тепла. Тема древняя, но взгляд совершенно новый, не заимствованный. Лаконично и глубоко. Просто получаешь эстетическое наслаждение от прочтения.
2 место
7. Апрель
Какую блажь скворцы бы ни несли,
Апрель ещё безвиден и бесплоден.
Он весь - намёк. Он - запах влажной плоти
Пробитой первоцветами земли.
И маятно, и комнаты - тесны,
И хочется бежать туда, где сочный
Листок сирени вырвется из почки
Новорождённым крылышком весны.
Апрель - колдун. Смотри, благоговей! -
Одним касаньем пасмурные скверы
Раскрасит мать-и-мачехой на серой,
На прошлогодней, умершей траве.
Он - жажда отпусков и поездов,
Полуденной согбенности на грядках.
Он - воскресенье. Просыпаться сладко
И думать о серьёзном не готов.
Он - воскрешение и запах от костра
На кладбище, от мусора свободном.
И к Пасхе отмываемые окна
Выходят на скворечий тарарам.
Весна в апреле тем и хороша,
Что городской пейзаж цветами скуден,
Но весело почти влюблённым людям
В забрызганных машинами плащах.
Хорошо. Чувствуешь весенний запах, движение ветра. Слышишь весенних птиц и звуки капели. Замечательный эффект присутствия. Отлично передана атмосфера. И именно атмосфера самая сильная сторона этого произведения
3 место
10. Скарабей
«Не позорься в жизни этой – будет легче в жизни той», –
Так сказал, теряя зренье, мне слепой Мао Цзэдун.
С той поры живу, как учит этот старый монархист,
Эта жертва провиденья, вольнодумец и святой.
И, подобно скарабею, в тишине песчаных дюн,
Свой язык перелагаю на шуршание и свист
И качу свой шар тяжёлый от погоста на погост,
С ним боясь вдвоём остаться, умираю по звезде,
Что держу в руках на небе и её вдыхаю медь,
И теряю – что – не знаю, точно ящерица хвост,
Выходя из разных женщин, не печалясь о хвосте.
Если будет жизнь короче – то длиннее будет смерть.
Между делом заплетаешь, точно сеть, зелёный плющ,
Режешь лезвием колбасным перочинный бутерброд
Или дремлешь под жужжанье своего веретена,
И звезда, что станет светом, лишь замрёт последний луч,
Заговаривает зубы и заглядывает в рот,
И невольно смотришь в точку, где появится она.
Не впервые мне с овчинку небо видится в уме,
Не впервой хватать глазами мне уголья из костра.
Я нашёл её за долгой мглой резиновых зеркал,
Безразмерных, как рейтузы тёти Лошади у М.
С двух сторон стекла стояли тени: дочка, мать, сестра –
Как одно, и непонятно, кто кого из нас искал.
Заливает амальгама говорящие уста,
Но движений не стесняет то, что прячется внутри.
Я могу сказать о счастье, сам не зная – это что.
Я опять возьмусь за шарик сразу, как дойду до ста:
Раз – два – три – четыре – восемь – восемнадцать – двадцать три,
Двадцать восемь – двадцать девять – девяносто девять – сто.
Знаю: бедственно пригожи в ранних сумерках глаза,
Что мгновеньям и минутам свой ведут особый счёт,
Умножая горстку суток на цветочную пыльцу,
На пылинки сладкой му;ки и муки;. Когда оса,
Шершень, шмель, пчела колдуют вместе с ней над чашкой сот,
Я не смею прикоснуться к вдохновенному лицу.
И ничто в сравненье с этим даром все мои дела,
Даром мухи засидели каждый мой благой порыв,
Превращая – в негативе – в остов Млечного пути.
Я качу, качу свой шарик, не деля с ней ни стола,
Ни рассохшегося ложа, только время - вкось и вкривь,
Как умею, как учили до избытка тридцати.
Я не волк, что сыто смотрит в близлежащий лес, но пёс,
Крюк свершающий в пространстве по кратчайшей из прямых –
Между альфой и омегой, между небом и землёй,
И бросаемый вдогонку, но поставленный вопрос:
«Кто-куда-зачем-откуда?» – обгоняет нас, хромых,
На полхолки, отливая свежекрашеной змеей.
Языком играя, точно девкой уличной на вес,
В ослепительной одежде бытового словаря,
Я в карманном поцелуе, как мальчишка, прячу клад,
Фантов, пуговок, монеток с чьим-то профилем и без,
Даже в блеске звёзд молочных мишуру боготворя,
Замечая в каждой капле пятки крохотных наяд.
Средь песка, что гонит ветер, я уже неистребим:
Там мой след уходит в землю и белеет чья-то кость.
Хорошо, что я не знаю наизусть её лица,
Я б иначе не решился вдаль тащиться за слепым,
Завещая запах меди, чёрный шарик, мёртвый хвост
И слова последней песни: «Линца-дрица гоп-ца-ца!»
Долго думал кому дать третье место либо Скарабею, либо Плацкартному шансону. И у того и у другого есть плюсы. Скарабей, конечно, длинновато и читать его тяжеловато. Но по сложности и изощрённости мысли оно напоминает исследование. Исследование одного символа, который раскрывает и раскрывается новыми значениями, новыми ответвлениями, и до бесконечности. Некая джазовая импровизация.
4 место
2. Плацкартный шансон.
Раззадорь во мне юную дурь, льстивый отрок, июль!
Подстреки сигануть в экономный плацкартный уют,
где студенты бренчат на фанере фольклор умба-юмбы,
дети в салки играют, отцы "Юбилейную" пьют -
и вот-вот не вагонные нары, а койки кают
их, как юнг, укачают, а вяленый лещ - чудом-юдом
обернется...
Плесни мне, попутчик! Сочти за "свою".
В подкидного сразимся, с кроссвордом тебе подсоблю...
Что нам делать еще, беспризорникам злой Кали-юги?!
Но мое се ля ви не согласно с твоим ай лов ю:
ни к чему мне адамы с "Агдамом" в курортном раю!
Я - "Варяга" матрос оловянный... в неформенной юбке.
...а студенты в соседнем отсеке все пьют и поют:
"Этот поезд в огнееее..." Ой, не каркай по нам, Гамаюн
о шести головах, желтоклюв и кощунствен сей юмор!
Что нам будет, лихой детворе бездорожья и вьюг?!
Мы еще повоюем!
Позволь, я себе подолью?!
Скоро месса цикад возвестит о пришествии юга,
кипарисов войска зашагают в парадном строю
и окошки с захватанным тюлем предъявят sea view
звездочетам отелей, продрогшим в заМКАДовских юртах...
Поощри нас за выслугу зим, расточительный юг,
даждь нам днесь all inclusive - для роста души и IQ,
обогрей, приласкай рядовых маеты бесприютной!
...весь в закатном огне - жми, наш поезд, искри колею!
Слепоглухонемые, мы верим в надежность твою.
К волчьей пасти иммунных - ах, долго ли нас убаюкать
на краю верхней полки, вселенской тайги - на краю?!
...урезонь меня дернуть стоп-кран, шалый отрок, июль, -
я, как мышь корабельная, в рожь по-над пропастью юркну.
Проще, и прямолинейнее, чем Скарабей, но нравится песенным залихватским ритмом. Будто сам наполняешься шалой удалью и ветром путешествий. Хоть и шансон, но нет псевдоблатных мотивов. И это хорошо. Тут всё достаточно органично.
5 место
6. Обычный день
Была среда. Застряв над Спасской башней
Клубилась туча, дождь прижав к груди;
Обычный день, такой же как вчерашний,
Бессмысленно по городу бродил.
Сидел в пустом кафе за чашкой чая,
Зевал, курил, рассматривал гостей
И бесконечно длился, огорчаясь
Отсутствием хороших новостей,
Подслушивал чужие разговоры,
Людские тайны прятал в рукава,
Считал ворон, столбы и светофоры,
То хмурился, то что-то напевал.
Под вечер суетился бестолково,
Загадывал, считал до десяти,
Но не случилось ничего такого,
Чтоб появился повод не уйти.
Плюс этого стиха в естественности и легкости языка, которым оно написано. А так, текст без претензий. Просто описание.
6 место
3. Три корабля
И всё-таки нет ху;да без добра:
Когда придёт условленная дата –
Закончится последняя игра
И ветерок надует кливера
Моих несуществующих фрегатов.
Расправив складки мятых парусов,
Слежавшихся в рулонах тесных скаток,
Рванут они, не зная поясов,
Широт, координат и полюсов
В фарватере багрового заката
Туда, где мир касается волны
Ладонью вечереющего неба,
Где километры зябкой глубины
Моими отраженьями полны,
Хотя ни разу в жизни там я не был.
И где-нибудь на стыке трёх морей
Три корабля пристанут величаво
К неумолимо гаснущей заре,
Смешавшей океана акварель
С закатной медью свежего расплава,
Чтоб вскоре погрузиться вместе с ней
В подсвеченную заревом пучину,
Топя с собой золу прошедших дней,
И угли строк, остывшие во мне,
И пепел ссор, не помнящих причину.
Тогда и я, помножив на нули
Счета и депозиты постояльца,
Смогу найти в космической дали
Мерцание звезды – и край земли
С усталым вздохом выпустить из пальцев.
Мило. Чистая романтика. К сожалению, шаблонных образов избежать не удалось.
7 место
9. Джуммай Лавон.
Барак, похожий на галеон,
Венчает мыс изумрудной бухты.
Вдохни поглубже, Джуммай Лавон,
Не то сигара твоя потухнет.
Поправь чепец и огладь бедро,
Скользнув ладонью по платью в клетку.
Закат с тобой гаитянский ром
Хлебнет, безумен и фиолетов…
*
По серой тропке муки с золой,
По знакам веве вокруг митана
Большая мамми Джуммай Лавон
Вчера плясала под барабаны,
Прикрыв глаза, прикусив губу,
Текучим телом своим вращая…
А он стоял, прислонясь к столбу –
Высокий, смуглый и худощавый…
Играл огонь на его очках,
Таких ненужных за часом поздним,
И запах доброго табачка,
Как запах крови, тревожил ноздри.
Язвили сердце его слова:
«Танцуй со мной исступленным зверем,
И Папу Легбу не нужно звать,
Я сам открою любые двери.
Но если только, умерив шаг,
На миг прервешься в безумном танце,
Тотчас узнает твоя душа,
Как мертвым свойственно ошибаться.
Почувствуй, воздух во рту горит,
Все меньше сил и близка расплата,
Но если выдержишь этот ритм,
Тебе отслужат мои солдаты:
В песок и пепел сотрут врагов,
Бокору выставят оборону.
Держись на грани, Джуммай Лавон,
Перетанцуй самого Барона!
Рабом склонится теперь и здесь,
Хоть жизнь трепещет, как пламя в лампе,
К твоей лачуге весь Порт-о-Пренс –
Ты станешь новой Великой Мамбой».
*
В дырявом кресле у кромки волн,
Несущих мусор, любовь и годы,
Кури сигару, Джуммай Лавон,
И ром из чашки тяни, как воду…
___________
Веве – знаки, символы, соответствующие призываемому лоа – духу.
Митан – «дорога богов» – столб, около которого происходит церемония вуду.
Папа Легба – открывает и закрывает ворота между миром живых и миром духов – лоа.
Барон – имеется в виду Барон Самеди – Барон Суббота – дух покровитель и повелитель мертвых.
Бокор – колдун вуду, практикующий черную магию, включая зомбирование.
Мамба - жрица вуду.
Здесь я могу ошибаться. Может место этого стиха выше. Написано-то неплохо. Но не моё. Что хотите делайте – не моё! Вспоминаю «Агирре, гнев Божий», с очередного раза воспринял. А этот стих не могу.
8 место
1. Лунное
Из ключей тишины и сна
Пьют летучие кобылицы
Не рассказывай мне, луна
Сочиненные небылицы.
О мелодии темноты,
О сжигающем ночь рассвете.
Зачерпнуть золотой воды
Наклонился к колодцу ветер,
На лохматого пса похож.
Из горнила уснувшей Этны
Отливают на небе грош
Полнолунный, блестящий,медный.
Голос эльфов ночных певуч,
И, проглядывая сквозь шторы,
Зазывает к окошку луч:
"Полетели в мой лунный город!
А у неба-то звезд в горсти! -
Умещается еле-еле..."
Не выдумывай, проходи
И садись у моей постели.
Потому что уснуть пора,
И тогда нам с тобой приснится
Как в источниках до утра
Шумно плещутся кобылицы.
Да простит меня автор, но стихотворение не вызвало интереса. Гладко, ритмично, но прочёл и забыл.
9 место
4. Бестолочь
Сеют влажную мутную мелочь
запылённые мглой небеса.
Понимаешь ли, осень, ты бестолочь,
я под дудку твою плясать
не намерена. Хватит мне дробно
забивать в тротуар (раз-два-три)
не шаги – отголоски озноба.
Ты сама на себя посмотри –
разлохматилась, куришь туманно
эти ночи одну за одной,
разливаясь зрачком наркомана,
улыбаясь щербатой луной.
Полуголая анорексичка,
вздохи-тени и рёбра ветвей,
ты всегда, добывая отмычку,
квартируешь в моей голове.
Выметайся.
*
Опавшие листья
подобрав, будто длинный подол,
осень в темень умчалась со свистом.
Я поставила кружку на стол.
Бармен был полусонно-участлив.
В пятой пинте клубился янтарь.
Окна в башне напротив погасли.
Рыжевато сочился фонарь.
Был рекламный неон перламутров.
Вой сирены ударил в стекло…
Осень сбило трамваем. Под утро
белый контур вокруг намело.
Аналогично предыдущему стихотворению. Скучно. Ничего нового не нашёл.
10 место
5. вечно и всегда
время трясётся стрелкой чужих часов
финиш гораздо ближе чем даже снится
можно пойти на всё если шаг весом
можно сойти на нет забывая лица
можно оставить в мире какой-то след
и почивать прогнувшись на чьём-то ложе
если в конце тоннеля коньяк и плед
это по факту выйдет всегда дороже
бремя немалых чисел лежит на дне
право на дне рожденья не место счёту
те кто казались ближе верней родней
ныне в цеху измен на доске почёта
только с годами хочется всё свернуть
шеи проекты горы с пути все окна
где-то у трёх углов на краю бермуд
можно пропасть но проще слегка намокнуть
стремя гораздо выше раз конь не пал
будет нога не будет там кто ответит
всем уходящим в небо в отказ в непал
поздно метаться между былым и этим
прямо по курсу там где порыв и честь
не разойдутся с делом под общей крышей
можно копить тома а затем прочесть
станет ли кто умнее и даже тише
премия будет каждому или всем
если за каждым шагом идёт охота
кто-то сумел подняться когда подсел
где-то на этот счёт полегла пехота
волчий счастливый белый чужой билет
это ещё не повод пока ты молод
но
тьма накрывает которую тысячу лет
вечно другой но всегда ненавидимый город
Последний стих, казалось бы, самая низшая ступень... Так оно и есть, но я, кажется, узнал автора. Это уже хороший признак. И все же ничего положительного сказать не могу. Мало того, что скучно, но тягуче и читать чрезвычайно трудно. Правда, автор-то хороший (если угадал). Желаю ему удач в будущем.
© Игорь Гонохов,
http://www.stihi.ru/avtor/2067ig