(предыдущий фрагмент "5. Актёрское бесценно дарование"
http://www.stihi.ru/2016/05/06/2301)
Миледи ощутила ликованье,
давно уж недоступное душе.
Актёрское бесценно дарованье,
но жизнь искусней… нанесёт тушЕ.
Да, жизнь лишь показаться может гладкой –
стабильности не будет на все сто.
По вспышке дикой радости, пусть краткой,
Джон уловил в миледи торжество.
Бедняга вспомнил предостереженья
о чарах, все попытки с первых дней
сплетённого с коварством обольщенья.
Попятился Джон сразу, но трудней
ему при этом было б оторваться
от дамы взором – жуткий магнетизм!
Сподобился легко околдоваться,
но шкурой ощутил весь драматизм
возникшей ситуации Джон Фельтон.
Мадам расшифровала его страх.
Мир женской проницательности ведом
миледи, но не Джону. Джон-простак
набычился на грани отступленья –
загадкой странной дамы с толку сбит.
А ей уж ясно: это не томленье.
Зажался – кто он там, шотландец, брит?
Столь пристальному взору объясненье
нашла ей интуиция сама.
Служака впал в серьёзные сомненья?
Не дай Бог, вновь упрётся, как стена!
Позволить осторожному кретину
отдать вновь недоверчивости долг?!
Вручить опасно инициативу
ему, коль он просёк её восторг.
Фанатику и строгому аскету
не даст она сказать и пары фраз:
в таком ключе поддерживать беседу
нельзя – она запутается враз.
Пришла пора заламывать вновь руки,
менять оперативно амплуа,
чтоб роль сестры по вере (иль подруги)
воспринял строгий зритель на ура.
В одно неуловимое мгновенье –
жест, мимика, посадка головы –
она изобразила и смиренье,
и кротость жалкой женщины: – Увы,
пусть Бекингем – праправнук Олоферна,
сама я – не отважная Юдифь.
Бог сделал меня слабой, слишком скверно
для мщения мне плоть соорудив.
Пусть даже я и стану кровожадней
и в руки получу клинок стальной,
для мщенья Божий меч не удержать мне.
Самой мне проще кануть в мир иной.
Позвольте вас покинуть, умоляю!
– Ага! А мне потом шерше ля фам!
– Бесчестьем свою жизнь не замараю
и в этом благодарна буду вам.
Джон слышал этот кроткий нежный голос
(реакцию её на произвол),
улавливал трагическую горесть
во взоре, и в итоге ореол
святой великомученицы снова
вошёл в его сознанье до краёв.
Как в Библии, вначале было слово…
Миледи применила много слов.
По чувствам человеческим тоскуя
(а дома – холостяцкая постель),
необратимо Джон уже подсел
на прелесть сладострастья колдовскую,
которой у миледи – арсенал.
Джон снова, мотыльком летя на пламя,
от раздвоенья личности стенал.
Он безотчётно, безрассудно, пьяно
приблизился (для дамы – добрый знак)
с доверчивостью прежнего размера,
и вновь собачью преданность в глазах
миледи у поклонника узрела.
Дошёл до заверений он: – Ей-ей,
я жертве посочувствую, а как же!
Но прежде-то увидеть должен в ней
я подлинную жертву без поклажи
грехов и преступлений. А на вас
не знаю, жаль, детальных откровений)
лорд Винтер возлагает много враз
и, вероятно, тяжких обвинений.
Лорд Винтер – очень редкостный пример
оставшегося в мире благородства
и было б всё же верхом сумасбродства
доказывать обратное теперь.
Вокруг лишь нечестивцы и подонки:
ни доверять нельзя, ни полюбить!
Могу я о любви своей, о долге
лишь в адрес благодетеля трубить.
Но вас я полюбил. Настоль невинны,
насколько и прекрасны внешне вы.
Себе сказал я: «Бога не гневи!
С ней связаны мы крепче пуповины
единой верой. Я до этих пор
был лишь от лорда Винтера подпитан
добром и честным правилом. Мир хвор
пороком»… – лейтенант прибег к избитым,
но вечным тезисам. – Каких же дел
успели натворить вы, что лорд Винтер
окрысился на вас?! – Как тут смердел
он злопыхательством служебно-деловитым!
– Я склонен верить вам и весь горю
желанием вас выслушать. Доверьтесь!
– Открыть позор свой?! – Вас не укорю!
– Мне как замужней женщине, вдове, то есть,
и то неловко, стыдно посвящать
во всё вас, молодого человека.
– Не меньше вас я стану уважать…
Миледи расстегнула ворот. Эка,
мол, невидаль, открыть мужским глазам
фрагмент безукоризненного тела!
Пусть привыкает к женским телесам.
И тут предупреждением влетела
в дверь поступь коменданта – ревизор
не спит: ещё чуть-чуть бы и услышал
он слёзный миф про чей-то там позор.
Лорд близко был совсем, да заросли, жаль,
у лорда уши серой. Сей козёл,
по мнению миледи, был некстати.
И даже дорогой его камзол
козлятиной смотрелся на фасаде.
В испуге Джон отпрыгнул, как всегда.
– Опять вы тут, Джон? Что за суета?
В общенье с этой… вы скопили опыт.
Сказал мне часовой, что вы давно тут. –
Лорд Винтер испытующе обвёл
присутствующих взором удивленья. –
Могу понять ваш долгий разговор,
коль про все-все свои вам преступленья
поведать разохотилась она –
для этого не хватит ей и суток.
Джон дрогнул. Тут бы стерве и хана –
момент грядущей истины был жуток!
Но в панику впадать никак нельзя
при всей своей тюремной пёстрой свите
и, деверя в привычном тоне зля,
она спросила с вызовом: – Дрожите,
что узница сбежит? Пропал покой?
Волнение в крови на грани шквала?
Тюремщика спросите, о какой
я милости его так умоляла!
Тут Джон обрёл способность вновь дышать,
и кровь к его лицу вмиг устремилась.
– Но ты нашёл ведь, что ей возражать? –
лорд повернулся к Джону. – Что за милость?
– Миледи умоляла дать ей нож,
хоть на минуту… – Перебить всю роту
не сможет и она ножом. Её ж –
не первый год я знаю. А кого тут
ещё ей резать в четырёх стенах?
Тут разве, приглядись-ка, кто то спрятан?
– Я! Я тут нахожусь! – Я ж вам на днях
суд предлагал, а виселица… рядом, –
на гневный выкрик узницы милорд
ответил в неизменном желчном тоне. –
Блистали бы и лондонский эскорт
гвардейцев, и палач на общем фоне…
– …верёвка-то надёжнее ножа! –
лорд Винтер намекнул (не без издёвки)
на прошлую беседу. – Вы – ханжа
с уловками отъявленной плутовки!
Я вас предупреждал, на выбор вам
сулил и ссылку, и… путь к эшафоту.
Но я отнюдь, представьте, не болван,
чтоб полностью довериться вам сходу.
А если смерть вам слаще, чем среда,
в которой вы боитесь прозябанья,
я подберу вам свеженький всегда
внушительный пример для назиданья.
Над браком поглумилась про****ь Нелл –
её за это вздёрнули. Жалеть ли?
Джон сделал шаг и снова побледнел:
верёвку вспомнил он в руках миледи.
– Верёвка вам к лицу! – лорд за все дни
издёвки начинал с её капризов.
Миледины глаза увлажнены,
а голос сдавлен. Но в ответе – вызов:
– Я склонна думать так же, вот вам крест!
Ну, и ещё подумаю об этом…
Тревогу Джона, нервный его жест
лорд понял недвусмысленно: – Эй, где там
ты, Джон витаешь?! Верить ей нельзя!
В том на тебя я вправе положиться.
Ещё три дня – и эта егоза
пусть пробует с матросами ужиться.
Её отправлю я так далеко,
где от неё вреда не будет точно!
Джон слушал, молча двигал кадыком,
дав волю лишь глазам кричать истошно.
(продолжение в http://www.stihi.ru/2016/05/08/3032)