Другие сражались за Брестскую крепость,
И под Сталинградом в атаку не вёл.
Родился я поздно — такая нелепость...
В конце той войны до Берлина дошёл.
Всё рвался на фронт, как и все малолетки.
Меня возвращали домой — беглеца.
Мечтал отомстить я фашистам за предков,
За маму с сестрёнкой, за гибель отца.
Зачислив меня, сироту, на ученье,
Мне Родина вверила танк боевой.
Я мысли о мести не предал забвенью,
Ведь перед глазами был образ родной.
Победной весной по руинам Берлина
Я всё-таки въехал верхом на броне.
За каждым углом поджидала вражина —
Немецкая пуля застряла в руке.
Обидно, но рана была не опасна.
Победа! И радость в избытке в сердцах.
Ведь не были раны и смерти напрасны —
Мы красное знамя внесли на Рейхстаг.
И вот, как положено, все за столами,
Собрались на первый наш мирный обед.
Запахло и хлебом, и русскими щами —
Четырёхгодичный закончился бред.
Как призраки будто, из пыльных подвалов,
Наверх поднимались из тёмных щелей,
На запах, немецкие дети — вандалов,
Тех самых, что жгли, убивали людей.
Все еле стоят, в смерть напуганы — видно,
И смотрят глазами голодных собак.
До слёз запершило, и ложку взять стыдно,
Напрягся до боли на скулах желвак.
Не ведал я сам, что случилось со мною,
Но сунул, простреленной утром рукой,
В карман кусок хлеба. Робел я, не скрою —
Боялся, осудят поступок такой.
Тут, как по команде, лихие ребята,
Слезу утирая с растерянных глаз,
Все сделали то же... "Детишки ведь, свято", —
"Они — ни враги, ни угроза для нас".
Ведь сами-то были — вчерашние дети,
Которых недавно, не дрогнув, в штыки,
Сжигали и вешали папеньки этих...
"О, Боже, от мести меня сбереги!"
В бою командир наш "Героем" отмечен,
По нации был, он, похоже, еврей.
Во рву всю семью его немцы под Керчью
Засыпали грудой земли и камней.
Имел он моральное право солдата,
Прогнать немчуру, не смущать, чтоб ребят,
Но вдруг по приказу еврея-комбата —
Был каждый из них на довольствие взят.
Откуда же в нас милосердия столько?
Явление дивное — Русский Солдат!
Потери и боль он выдерживал стойко,
Хоть сердце от мести вскипало стократ.
Узнать, что родных закопали живыми!
В концлагере груды замученных тел!
А тех палачей дети папами чтили,
Ведь так "оторваться" на них он хотел.
Но вот они жалкие, став не чужими.
Чумазые. Голод и страх в их глазах.
Прижались к солдатам, совсем, как родные.
И сердце щемит, и ресницы в слезах.
***
Прошло много лет после этих событий,
В Германии служба продлилась моя.
Земля оживала от кровопролитий...
На улице парень окликнул меня.
Напомнил, что здесь мы тогда в сорок пятом,
Кормили их щами средь пыльных руин.
Он был благодарен всем русским солдатам —
Ведь против фашизма он с нами един.
Так Армии нашей — победная сила,
В своей Христианской огромной любви,
Солдат всех спасала, их души хранила,
Чтоб нам среди ада остаться людьми.