Кризис поэта пришел спустя год.
Не оборванец он, не моральный урод,
Не забияка, не скандалист,
Не алкаголик и не артист.
Кризис поэт связал с головой,
Или кусочек души он нашел под ногой,
Или быть может якорем в бровь,
Страстно пролилась алая кровь,
Кровь, что лилась будто мозг вытекал,
Немощный вовсе не сказку писал.
Клочья бумаги, рваный диван,
Холст на стене, а на нем караван.
Лживо и скудно слипаются строчки,
Признаки кофе на мятой сорочке,
Нервная дрожь охватила все тело,
Важное ныне предстоит ему дело.
Страх облечить, пошлость народа,
Алчность и хитрость нового рода,
Как деликатнее выплеснуть грязь,
Чтобы потом не использовать мазь.
Все равно! Можно страдать за слова,
За поступки, за правду до самого тла,
Можно промокнуть до нитки в тиши,
Где ни одной даже самой черствой души,
Которая через плевки и брань
Хоть приютила бы эту рвань.
Нет! У поэта дурна голова,
Без скандала и самого страшного рта,
Без умных законов и драк дураков,
Славить он будет мир стихов.