Как часто мы игрой ума фиксуем,
Улыбкой мнимой полагая варианты...
Как часто воздух словом не целуем?
Как часто мы застенчиво гиганты
Безудержной интриги видеть суть,
И обонять душой ума таланты
И далее резвиться как-нибудь.
Имея для потехи сей идею,
В которой и находим мы себя,
Не удосужившись покласть на ладну выю
Руки сомнительную галерею
Всех видов собственной души, хотя,
Про душу зря, всего лишь речь
О смутном подозрении весомом,
Что мы себя пытаемся усечь
В интриге пошлой шутки, но о таком
Не думается даже и по-трезвому.
Мы отдаемся лишь порыву резвому,
Запечатлеть уж как-нибудь свое
Необоримое и меткое чутье,
Что обнажит для мира сутей суть.
И вот на фото, предположим, как-нибудь,
Несчастный песик просит подаянье.
Наверное, не в том его призванье?
Но он хозяевам лишь помогает этим:
Весь мир и мы теперь над этим — шутим,
Все удивляясь: кто хозяин псины?
С рукой на вые, а в другой и с аппаратом,
Запечатлеет что для смеха удивленье.
А песик — что? Хозяина творенье.
Надрессирован и послушен, лапа...
Но миска в кадр попадает, опа!
И смысл-то иной теперь нам грезится.
И пальчиком утехи песику грозится.
И понимает сразу все и о хозяине.
Напутал песик? Для подаяний миска
Чуть-чуть в сторонке, в некой тайне
Интриги не руки, что у виска:
Восстала после потираний шеи.
И вот мы думаем, и вот уже порядок:
И песик рад и мы хмельны чуток.
И учим его лучше носу тапок.
Да и чему-нибудь полезному разок.