Уже утерян счёт былым победам,
Господень глас пророкам токмо ведом,
Жаль, не сыскать средь нас ни одного.
Но в Иерусалиме референдум:
Кого казнить и миловать кого.
Готовый хоть к труду, хоть к обороне
Стоит наместник римский на балконе,
И рожи стражей за его плечом.
Толпе решать, так сказано в законе,
Он, прокуратор, вовсе не при чём.
И с выраженьем нестерпимой скуки
Демонстративно умывает руки,
Какое ему дело до варрав?
А если кто-то осуждён на муки,
То разве может быть народ – не прав?
Первосвященник в одеянье строгом
Кивает: милосердье за порогом
У этого высокого суда.
Да мало ль кто себя объявит богом? –
У нас же референдум, господа!
С тех самых пор прошли тысячелетья,
Никто за суд Пилатов не в ответе,
Ни сам он и ни кто кричал: «Распни!»,
Зато сегодня скажут даже дети,
Как важен референдум в наши дни.
А кто бурчал: «В семье не без урода» –
Тот сам урод: не верил в глас народа,
Не вызубрил историю на «пять»,
Среди колонн он пятая колонна,
Раз не признал гуманного закона –
То, стало быть, распять его, распять!