Нелюбовная лирика

Максим Потарин
Н Е Л Ю Б О В Н А Я   Л И Р И К А


* * *

Невеста из теста
и лобное место,
невеста из теста,
голодный жених,
просите – и будет,
что кто-то осудит,
простит и забудет, –
молитесь за них.

Тоска размешалась
и сердце разжалось,
в наследство досталась
забытая месть.
Пусть каждый, как хочет,
за стенкой пророчит,
жених захохочет –
им некуда сесть.

Жаль, мало родного
осталось от слова,
и подвиги снова –
на той стороне.
Такая работа –
расклеивать фото,
нет – в путь за ворота
на белом коне!

Невеста, невеста,
здесь мужу не место,
ты с ним до ареста
на волю иди.
Опасные люди
под утро – на блюде,
без долгих прелюдий
ждет Рай впереди!

Июль 1991 г.



* * *

Я не знаю, что будет со мной через несколько дней,
и почти отрицаю, что будет со мной через месяц.
Претерпеть на кресте несравнимо важней и больней,
чем, к примеру, погибнуть в джихад за звезду-полумесяц.

Опираясь на главную заповедь только умом,
всех людей, без отбора, простишь и полюбишь едва ли.
Самозваные гости по горла налились вином,
жениха и невесту с их собственной свадьбы прогнали –

им не надо стыдиться насмешек и пьяных гостей,
сомневаться в поступках, теряя уверенность-веру –
они были избавлены завтра вчерашних кровей,
восхищаясь на небо по данному Богом примеру.

Но за ними – никак. Не взлететь. Не пускают грехи.
И душа без любви слишком долго спала, каменела.
Мне из тайной обители слова, где только стихи,
прозвенел Башлачёв – как болело, болело, болело...

Апрель 1992 г.



* * *

Год замкнулся на начало – новогоднюю ночь.
Ты не можешь раздвоиться на вопрос и ответ –
почему мы нераздельны, словно склеенный скотч,
и зачем нам соблюдать не данный в церкви обет.

У меня есть ты и вера – нам спасение в ней,
у тебя есть пол-Вселенной – новорожденный сын.
Всё, что надо, мы имеем – нам и небо синей,
светит солнце нам – не скука и не медный алтын.

В жизни – выкройке портного, смерть – слепая швея,
и никто не угадает, где останутся швы.
Только Бог один узнает и тебя и меня,
только Бог один отпустит наши души и сны.

Июль 1992 г.



* * *

Узкое поле и тонкий,
низкий закат вдоль дороги
слева и справа. Чужими
стали мы – или большими,
робко очистив от плевел
зерна познания? Север
спереди, сзади и с юга.
Мы потеряли друг друга.

Мы потеряли друг друга
спереди, сзади и с юга,
сверху и донизу. Север
души очистил от плевел –
мы не хотим быть большими,
чтоб не расстаться чужими.
Низкие солнца – не трогай!
Узкое поле. Дорога.

Июль – сентябрь 1992 г.



* * *

Течет у мельницы река,
которой мелется мука,
которой молится мужик,
с зерном шагая вдоль межи.

А ты, под ивой на скамье,
как будто вспомнив обо мне,
утри слезу, едва дыша, –
по ком скорбит твоя душа?

Проходит кто-то сквозь тебя –
очнись, почувствуй, это – я!
Но ты, презрев смертельный знак,
с улыбкой детской смотришь как

лицом уткнулся в желтый цвет
прибитый к осени поэт
колом – Россией. Серафим
стоит, заплаканный, над ним.

Октябрь 1992 г.



* * *

Между ложью и враньем, как между вредным и пустым,
гораздо легче выбирать уже знакомому со страхом.
Вожделение твое – огонь без пламени и дым,
он замерзает в облаках и опадает плотным прахом.

Закрывай глаза, беги – беги за дверь, пока живой,
пока не видишь боль и стыд (влюбленным эта строчка – ересь),
твой сердечный огонек, на свет прозрачно-голубой,
горел не больно – но обжег, когда она сама разделась.

Время лопнуло хлопком, часы затикали назад,
перевелись на бой и звон – и для тебя остановились.
Отозвался пустотой задрапированный фасад
театра пламенной любви, но декорации сменились –

на дорогу для души нападал девственный снежок,
и ты, боясь своих следов, остановился на пороге –
остывающая страсть, оставив памятный ожог,
не уходила в никуда, а покрывала сажей ноги.

Оглянись, горящий мир на самом деле – ледяной,
и уходящее тепло поймай за краешек, за кончик –
ты услышишь наконец сквозь бормотание и вой,
по ком из вечности звонит неугомонный колокольчик.

Октябрь 1992 – февраль 1996 гг.



* * *

Упала звезда, качнулась изба,
качнулась изба – сорвалась резьба.

Завыла метель, захлопнулась дверь,
захлопнулась дверь – слетела с петель.

Закончился бред, запутался след,
запутался след – вот первый ответ.

Вот первый вопрос: кто взял – и донес,
кто взял – и донес, упав у берез?

Лежи и молчи, как просят врачи,
как просят врачи – на русской печи.

Мерещится мост, минуя погост,
минуя погост – летит Алконост.

Летит и кричит, что воздух горчит,
что воздух горчит – и небо молчит.

Растрескался лед, рыгнул пулемет,
рыгнул пулемет – прервался полет.

Костями гремя, вернулась земля,
вернулась земля – проснулась семья.

Раздулись меха в груди жениха,
в груди жениха – мишень для греха.

А вот и копье – белеет белье,
белеет белье – ее и мое.

Остаточный хмель промыла капель,
промыла капель пасхальный апрель.

Был ясен и прост пропущенный пост,
пропущенный пост – последний вопрос.

Февраль – март 1996 г.



* * *

...пустить по ступеням резиновый мячик,
согнуть – и расслабить дрожащие пальцы,
уехать на море и свыкнуться с мыслью,
что не было дочери, не было сына,

отталкивать землю босыми ногами,
подтягивать небо ко лбу, к подбородку,
крутить под луной бесконечное сальто –
и больно упасть в непослушную память...

Сентябрь 1996 г.



* * *
...............................................Марине П.

Пусть я болен тобой не смертельно
и умру от болезни иной,
мы не вместе на небо – раздельно
попадем, но друг к другу спиной

на земле прижимаемся в страхе
одиночества – комы из ком,
знаю точно – родился в рубахе,
если я был тобою иском.

Не суди мою грешную душу,
если тело уходит вразнос –
это смерть вызывает наружу
и берет невступительный взнос.

Я тебя не предам – обещаю,
и за это меня не карай,
говори поскорее «прощаю» –
нас не пустят без этого в Рай!

Август 1998 – октябрь 1999 гг.



* * *
М.

Ночь. Украина. По звездам ползут облака.
Ляжет разлука морщиной на лоб, а пока –
в дальнем селе упражняется бдительный пес.
Ты на груди у меня, без девических слез.

Вольная воля доступна лишь в этой степи.
Не уходя невозможно вернуться – терпи.
К запахам ветер порывом добавил полынь.
Сердце кольнула игла одиночества – вынь.

Стихло всё – даже цикады и шелест травы.
Не поднимай, хоть немного еще, головы –
так, только так не мешает словесная ложь.
Память – она избирательна, позже поймешь.

Мы расстаемся – на год ли, на два, навсегда?
Символ разлуки – течение, жизни – вода.
Ночь – это смерть. Но и звезды! – лежи и смотри.
Вечность не будет понятна без звезд. И любви.

Июнь – август 2000 г.



* * *

Не родись красивой –
а родись счастливой,
не рядись в сафьяны,
не рядись в парчу –
а носи, голубка,
подлиннее юбку,
чтоб наместник пьяный
не задул свечу.

Не родись красивой –
а родись счастливой,
не ныряй, как в прорубь,
в терема-дворцы –
а корми по крошкам
голубей в окошко,
принесет твой голубь
на двоих венцы.

Не родись красивой –
а родись счастливой,
не любуйся телом,
в зеркалах – не ты,
но себя и дальше
сохраняй без фальши
как бы между делом –
не топчи цветы.

Не родись красивой –
а родись счастливой,
не гордись достатком,
не кичись сумой,
не играют роли
не по Божьей воле,
не мечтай о сладком –
уходи со мной.

Январь 2000 г.



ХАНДРА
      
................................моей жене

Несут ветра циклоны, тучи
на север в невскую столицу.
Парадной двери звук скрипучий
прошел квартирную границу.

По эту сторону – нет света,
вчера отключен, так бывает,
по ту – дождит (давно не лето)
и чей-то пес досадно лает.

Итак – хандра, чудное слово –
сплин, hipochondria по-русски,
достались мне от Гончарова
в крови обломовские сгустки.

Компьютер выдохся без тока –
кусок железа, раб розетки.
Открылся в космос вход с «Востока»,
но мир застрял в ячейках клетки

и ждет вселенской катастрофы –
отключен свет не потому ли?
Мне предназначенные строфы
во тьме бесследно утонули –

но мне до них до всех нет дела.
Нет света, мыслей и желаний.
Я час глядел, пока ты ела,
на парафиновое пламя.

Какие странные виденья
порой рождает пляска свечки –
устав валяться целый день, я
вскочил с дивана, словно с печки.

Осенний Лондон (быть не может –
я не был там, но – ладно, Лондон,
он не одним героем пожит
и не одним романом продан),

туман и сырость в тихом парке,
плющом увитые беседки,
в одной – невскрытые подарки,
цветы и пальмовые ветки,

вдоль прилегающих дорожек
лежат разбросанные вещи –
фата и пара босоножек
(одна реакция у женщин),

и оскорбленная невеста,
собой хорошая особа,
себе найти не может места...
И мы найти не можем. Оба.

Сентябрь 2002 – январь 2003 гг.



ДЕАКТИВАЦИЯ ЛЮБВИ
(ДОСТУЧУСЬ ЛИ ДО ТЕБЯ?)

                ...к словам – от мыслей, к делам – от слов,
                и мы похожи на двух ослов...

Была сначала мысль, затем возникло слово,
я написал стихи – и в шутку и всерьез,
но ты не поняла, а это так не ново,
и что теперь – развод? И горечь поздних слез

моих, хоть, говорят, мужчины и не плачут,
я – плачу, от тоски – по той, кем ты была.
Мы изменились, да. Могло ли быть иначе?
Но, что ни говори, у птицы – два крыла.

С одним не улететь, не вырваться на волю,
меня не убедит твой ложный феминизм,
семнадцать лет прожить с тобой – я столько стою,
но с финишной чертой тебе не светит приз.

Нас много – тех, кто стал не тем, о ком мечталось,
мы выросли в стране при смене двух эпох.
Полжизни позади – но столько ли осталось?
Что ж, так устроен мир, хорош он или плох.

Очнись, моя любовь! Не дай своей гордыне
добраться до глубин и уничтожить суть.
Была сначала мысль, а слово будет ныне –
не буду я – таким, и ты – такой – не будь!

Не ври мне. Никогда. Ни по какой причине.
Не правда – та же ложь, за ними Змей стоит.
Ты скажешь: «Не врала, как женщина – мужчине!» –
меня от всякой лжи физически тошнит!

Но я и не святой, не стану отпираться,
что знаю свой порок – взращенный эгоизм,
мне нечего скрывать и некого бояться –
до Страшного Суда... «Довольно укоризн –

все кончено, прощай! Я примирюсь с потерей –
не тотчас, как уйду, но время – добрый врач,
а ты смотри одна спектакль своих истерик –
сама себе судья, сама себе палач!» –

я мог бы так сказать на пике новой ссоры,
когда адреналин захлестывает мозг,
и ты меня прости за жесткие рессоры –
я импульсивен, груб и примитивно плоск.

Кого теперь винить? Любовь ушла. Другие
хотят ее найти и дольше удержать,
а мы с тобой стоим пред Господом нагие –
нам стыдно наготы, нам некуда бежать...

Сентябрь 2007 г.



ТЫ ДАЛЕКО 
(МЕЖДУ НАМИ – ОКЕАН)

              из неотправленного письма

Отель. Ночник. С отсутствующим взглядом
лежу в постели, пялюсь в потолок.
Ты далеко, что значит, ты – не рядом.
Оставить было нечего в залог?
На стыке стен – две ящерки зеленых,
я их боялся – раньше, не теперь,
кокоса тень – не ясеня, не клена –
ползет змеей с кровати на пол, в дверь.
Мне хорошо могло быть, но не стало.
Я не струна – оборванная нить
об острый угол аэровокзала.
И ничего тебе не изменить.
Когда тела заряжены на минус,
им не сойтись – и физика ясна,
нам не совпасть: ты – косинус, я – синус,
я – лег вздремнуть, ты – встала ото сна.
Прошел этап упреков и признаний –
сам не держу, и выпущен из рук –
нам не свести в таблицу расставаний
объем потерь с количеством разлук.
И не на метр – на девять миллионов! –
на юго-запад тянется мой след,
я в чреве сельвы зрею, как Иона,
друзьям – на радость, недругам – во вред.
Мы от звонка не сделаемся ближе –
нас разделяет столько тонн воды,
что я лица и в памяти не вижу,
когда смотрю покадрово, где ты.
А здесь, где я, – безшеие толстушки,
любой мужчина падок на наташ,
и ярче звезд роящиеся мушки,
и города в единственный этаж,
здесь грязь чиста и леность безобидна,
в прозрачном море видно черепах,
здесь каждый холм заросший – пирамида,
и каждый храм стоит на черепах,
здесь крокодилы кормятся в столовых,
здесь зарывают мертвых без гробов:
минует год – и косточки готовы,
их собирают бережно под кров,
здесь алкоголь не купишь в воскресенье,
не вялят рыбу к пиву – а зачем,
когда всегда есть свежая? Мученье
сдержать себя – я ем, и ем, и ем:
перцовый микс, пюре гуакамоле,
креветки, сыр, обжаренный банан,
телячий стейк под шоколадным моле,
белесый сок каких-то гуанабан...
Здесь флаг страны по цвету схож с арбузом,
таможни есть на въезде в каждый штат,
сажать фасоль и сеять кукурузу
здесь стали пять? семь? тысяч лет назад,
здесь жил народ, постигший ноль и числа,
и ход планет, и веру в небеса,
он знал секрет неведомого смысла,
но не открыл простого колеса
и заплутал в таинственном астрале,
себе спророчив заново расцвесть!
А мы... зачем, скажи, с тобой расстались,
и я – один – роскошествую здесь?
Ведь там, где ты, – ни кактусов, ни моря,
и солнце светит сорок дней в году,
а на ветвях, безлистных, ветру вторя,
галдят вороны вместо какаду.

... – февраль 2010 г.