Птица-тревога взмахнула крылом.
Свечи погасли, мигнув напоследок.
Ночью, оврагами, сквозь бурелом
мне пробираться по ложному следу.
В час, когда даже луна, как свеча,
вздрагивает, угасая от ветра,
мне, наудачу молитвы шепча,
красться, глаза прикрывая от веток.
Мне до рассвета, до самой зари
рыскать, как дикому зверю, в чащобе…
Помнишь, как на воду льют фонари
свет вечерами? Я помню. Ещё бы!
Там, где закованы воды в бетон,
там где кусты терпят ножниц насилье,
там я был счастлив, не зная о том -
там у меня были белые крылья.
Каждою клеточкой помню. А мрак
кажется душной периной, прижатой
к самым губам, и неведомый враг
алчет и льстится богатою жатвой...
В прошлом испуг одиноких ночей,
волчьи печали в тоскливом хорале.
Ветер уже не задует свечей,
звёздочки вытканы на одеяле…
Но отчего вдруг, в привычный мирок
взрывом внезапной бессонницы брошен,
Я вспоминаю хрустящий песок,
иву, сосущую воду, как лошадь.
Лес, да не лес, а глухая стена.
Шорох змеиный холодного лога.
Есть у всего в этом мире цена.
Кажется, я заплатил слишком много…
Кажется, я не уйду никуда -
так и останусь в овраге в капкане.
Среди ветвей умирает звезда -
скоро в рассвет неприкаянно канет.
Выйти и встать покурить у крыльца.
Холод сведёт непокрытые плечи.
Доктор мой, доктор, прости пришлеца.
Боли из прошлого время не лечит.