Вновь прислонился я к старой оконнице,
Купола синего сада вдали.
Там воровали мы в детстве шелковицу,
Да по ночам, было, сливы трясли.
Слева тот дом, с черепичною крышей,
Дикой лозой, где обвитый забор.
Помню, и девочку, что нас услышав,
Вышла к калитке, где мы крали вишни…
Чёрт возьми, помню я всё до сих пор.
Помню глаза, словно море пред штормом,
Южною ночью ресницы и бровь,
И, как вобравший той лунности, локон…
Так вот впервой и приходит любовь.
Детские встречи, влюблённое лето –
Книги вслух, прятки, качели в саду,
Тонкий флёр парков тенистых, и где-то
Море закатное плыло в цвету.
Мы подружились. С букетом ромашек
Я зачастил в тот, с узорами, дом.
И каждый полдень её баба Глаша,
Потчевала мёдом нас с молоком.
Вскоре, чрез год, я в чужой край уехал,
Как без неё было мне – не сказать.
Только река на закате, как эхом,
Напоминала Наташи глаза.
Год или два мы писали друг другу,
Даже рыдали в письме. А потом,
Жизнь завертелась какой-то подлюгой,
В сердце любовным сплошным бардаком.
Но всё прошло. Пыл утрясся немного.
И вот однажды вернулся я вновь,
В тот помрачневший, но милый мне город,
Где моей первой осталась любовь.
С дрожью я нёс, как когда то, ромашки.
Вот переулок, та вишня, забор.
Сколь я повидел… но было мне страшно
В чувствах недобрых вести с собой спор.
Дверь мне открыла не знамая кто-то,
В диком хмелю, кровь спеклась над бровнёй.
Разве представить я мог, хоть на йоту,
Что в этой женщине, жизнью затоптанной,
Нежилось некогда счастье моё.
Видел её цвет лица чуть мертвецкий,
Космы, что сдёргали в пьяном бреду.
Лишь те глаза мне напомнили детство
Чистой любви, с первым счастьем в саду.
Тихо стоял я, а сердце металось
Жутко от этих ненужных смотрин.
Только сказал, что попутал, мол, адрес,
Вышел, и нервно тот час закурил.
Наземь с ладони валились ромашки,
Город помалу в глазах терял цвет.
Я уходил. На душе было тяжко.
Первой любви в сердце рушился след.
Да! далеки, кто милы были! Знаю,
О бесприютном, но счастье грустим.
И о любви первой в том вспоминаем,
Чтобы то чистое чувство найти.
22/V, 16г.